Эдмонд Гамильтон - Повелитель вампиров

— Мама! — еле слышно прошептала она. — Мама пришла ко мне этим вечером. Она была мертвой. Это я хорошо помню.

Доктор Дэйл склонился над Оливией.

— Постарайтесь рассказать нам, что случилось, Оливия, — шепотом попросил он.

— Я чувствую себя такой слабой… Так странно… — прошептала девушка. — Мама была здесь, и то, что она делала, было ужасно. И с ней еще был этот… приятель моего отца… Герритт Геисерт.

— Герритт Геисерт! — восклицание доктора Дэйла больше напоминало стон. — Он пришел с вашей матерью? Как они попали в дом?

— Они пришли после того, как залаяли собаки, — прошептала девушка. — Я лежала без сна, а Эдвард сидел в комнате. А потом взвыли собаки, и тут я увидела, что Эдвард уснул, словно кто-то приказал ему сделать это. Я страшно испугалась, и с трудом повернула голову. Я лежала, словно чего-то ожидая. А потом я услышала, как что-то движется на балконе за окном. Я взглянула… Один из гостей был Герритт Геисерт… Выглядел он ужасно… Увидев его, я содрогнулась. А с ним была моя мамочка, одетая в саван, точно такая, какой я видела её на похоронах, в гробу… Мать и Геисерт искали меня. Их лица были белыми и странными. Выглядели они злыми, и глаза их горели красным, как огонь… Они смотрели на спящего Эдварда и смеялись, и я знала, что каким-то образом они усыпили моего стража. А когда они смотрели на меня, в их взгляде читалось страшное желание… Геисерт протянул руку, чтобы открыть окно, но отдернул её, словно обжегся… Все из-за вялой зелени чеснока, которую вы разложили вдоль окон. Они оба по очереди пытались открыть окно, но у них так ничего и не вышло. Они пробовали открыть и другие окна… Все это время я дрожала от страха, но сделать ничего не могла. Я не могла ни пошевелиться, ни закричать во все горло, хотя и очень хотела… Казалось, Геисерт и мать поняли, что таким способом им меня не достать. Но тогда Геисерт что-то сказал моей матери и указал на меня. Та злорадно рассмеялась, а потом уставилась на меня своими огненными глазами… Казалось, я в один миг лишилась собственной воли, полностью подчинившись вампиру. Я знала, она хотела, чтобы я убрала сушеный чеснок и открыла им окно, и я вынуждена была подняться с постели, подойти и смести в сторону чеснок, открыть им окно, а потом вернуться и лечь в постель… Я слышала, как засмеялись мать и Герритт Геисерт. «Вот так они пытаются защититься от нас, — насмешливо заявил Геисерт. — Какие удивительные меры предосторожности…» А потом Геисерт и моя мать вошли. Они долго разглядывали спящего Эдварда и смеялись… И я знала, что это именно они погрузили его в это состояние… Каждый раз, когда они смотрели на меня, на лицах у них было ужасное желание… Когда же мать потянулась ко мне. Геисерт отодвинул её в сторону. «Ваш повелитель должен насытиться первым, Аллина, — объявил он. — Я приму эту кровь сегодня напрямую, а не через вас». «Но она моя жертва!» — в ярости прошептала моя мать. «Не бойся, я оставлю тебе немного, — заверил он. — В ней крови хватит на нас двоих». С этими словами Геисерт наклонился надо мной. Взгляд его малиновых глаз остановился у меня на горле. В этот миг лицо его было поистине ужасно, а его смрадное, горячее дыхание… Я хотела кричать, но мышцы мне не повиновались… Потом он опустил голову, и его губы коснулись проколов на моем горле. Я почувствовала, как его губы всасывают кровь, а потом у меня закружилась голова, меня охватила слабость, и я ощущала то, как кровь и силы вытекают из моего тела. Я оказалась во власти ужаса и какого-то странного восторга. Радость смешалась с отвращением… Я почти потеряла сознание, но видела: когда Геисерт оторвался от моей шеи, с его губ капала кровь, а глаза отвратительно сыто сверкали. «Теперь твоя очередь, Аллина, — сказал он, повернувшись к моей матери. — Думаю, что оставил в ней достаточно, чтобы ты наелась». Мать подскочила ко мне. «Не бойся, Оливия, — насмешливо сказала она. — После этой ночи ты станешь одной из нас и вскоре познаешь вкус молодой, теплой крови». Он и мать со злорадством уставились на меня своими алыми, горящими глазами. Моя мать крепко впилась в мое горло, а потом тоже стала сосать мою кровь. Я чувствовала, как уходят силы… Сознание покинуло меня, и последний звук, который я слышала, — смех Герритта Геисерта…

Шепот Оливии Ролтон смолк, и она замерла, откинувшись на подушки. Доктор Дэйл поспешно сломал еще одну ампулу и поднес её к носу девушки. Её глаза вновь открылись.

— Мать мертва и… она вернулась, — прошептала девушка. — Мертвая и несущая в себе Зло… и вместе с Герриттом Геисертом забрала мою кровь! И они говорили о том, что я скоро стану точно такой же, как они!..

— Ты никогда не станешь такой как они, Оливия, — печально заверил её доктор Дэйл, поднимаясь. — Твою мать поймал в черную паутину Зла Герритт Геисерт, но мы вырвем её из его лап и покончим с вампирами!

Оливия Ролтон внимательно посмотрела на доктора Дейла.

— Так я умру или нет, доктор? — спросила она едва различимым шепотом. Доктор Дэйл опустил голову.

— Умрете, Оливия.

— Я хочу увидеть отца и Вирджинию… и Эдварда, — прошептала она.

Когда доктор Дэйл отступил, через открытое окно я увидел, как темное небо начинает сереть. Скоро должна была разгореться заря. Наконец, доктор Хендерсон разрешил Вирджинии войти в комнату сестры. Она села рядом с умирающей, заливаясь слезами.

— Ты не умрешь, Оливия… Этого быть не может! — простонала она.

Оливия погладила её волосы, а потом сжала дрожащей рукой руку Джеймса Ролтона.

— Я не боюсь, — пробормотала она. — Все идет правильно… Я только все время думаю о матери.

— Оливия! Дочь моя! — воскликнул Джеймс Ролтон. Однако доктор Хендерсон, лицо которого было переполнено печалью, отвел его от кровати умирающей дочери.

К кровати умирающей подошел Эдвард Хармон.

— Оливия, не умирай, я отправлю этих тварей в самую глубокую яму ада!

— Эдвард, ты слышал, моя мать ни в чем не виновата, — прошептала Оливия. — Во всем виноват Герритт Геисерт, но не рискуй собой…

Она замолчала, вздрогнув, попыталась сесть, и в одно ужасное мгновение мне показалось, что на меня смотрят алые глаза Аллины Ролтон, но их взгляд потух, когда первые лучи рассвета осветили комнату.

— Герритт Геисерт! — прошептала она, а потом свет в её глазах угас, она откинулась на подушки и замерла без движения.

Доктор Дэйл закрыл Простыней лицо девушки. Джеймс Ролтон с удивлением уставился на него, в то время как доктор Хендерсон вывел из комнаты рыдающую Вирджинию. Лицо у Эдварда Хармона было диким, переполненным ненавистью, — ужасным.

— Перед смертью она прошептала имя этого негодяя: Герритт Геисерт! — задыхаясь, пробормотал он. — Доктор Дэйл, я уничтожу эту тварь, даже если это будет стоить мне жизни!