Евгения Кретова - Альтераты. Соль

— Погодите-погодите, Надежда Ивановна! — она замолчала, наконец. Растерянно посмотрела на доктора. — Давайте обо всем по порядку. Сколько времени длится ваша ситуация, скажите мне.

— Несколько дней. Почти неделя.

Михаил Федорович почесал бровь.

— И под наблюдением какого кудесника находится ваша дочь?

— Андрис Александрович Страуме, у него клиника в Вильнюсе. На Черном море у него что-то вроде реабилитационного центра или закрытого пансионата…

— Да-да, я в курсе. Наш мир, знаете ли, весьма узок. Мы все, как говорится, спим под одним одеялом, — доктор, казалось, был озадачен: он снял очки, придвинул к себе футляр, достал из него мягкую квадратную тряпицу, протер стекла. — Я, знаете ли, очень высокого мнения об Андрисе Александровиче.

— Скажите, я хотела бы ее забрать оттуда, привезти в Москву. Возможно, в вашу клинику…

— Привозите, — «Айболит» пожал плечами.

Надежда опешила:

— То есть как «привозите»? Андрис Александрович не рекомендовал нам этого делать. Говорил о необходимости постановки на психоневрологический учет в этом случае.

При каждой фразе гостьи «Айболит» заметно мрачнел. Надежда замерла, прижала к себе сумочку.

— Мне сложно сказать. Я не видел историю болезни вашей дочери, — он старался быть максимально корректным. — Но мне в принципе не ясна ситуация с диагнозом. Такая поспешная его постановка мне кажется довольно… неожиданной.

— Почему? — Надежда улавливала недовольство доктора, его настороженность. Михаил Федорович тщательно подбирал слова, старясь обобщать и избегать конкретики.

— Потому что диссоциативное расстройство идентичности — это сложное психическое заболевание. Представьте нарушение синтеза чего-то. Раскол. Распад. Было целое, и вот его нет, — он внимательно посмотрел на собеседницу, словно оценивая степень ее собственной адекватности. — Основная функция нашего сознания — это самоидентификация. Кто я? И отвечая на этот вопрос, мозг ежесекундно, даже находясь во сне, проделывает огромную работу. Он удерживает информацию о прошлом, фиксирует настоящее, прогнозирует ближайшее и отдаленное будущее. Кроме того, это опознавание собственного тела, собственной речи, голоса, поступков. Понимаете?

Надежда кивнула: вроде бы, «Айболит» говорил об очевидном. Но она чувствовала, что он хочет донести что-то важное.

Доктор удовлетворенно откашлялся.

— До недавнего времени диссоциативное расстройство вообще не рассматривалось как самостоятельное заболевание. Да и сейчас его дифференциация и диагностика осуществляются фактически методом исключения смежных по симптоматике заболеваний: наркология и тяжелые психозы, шизофрения. Опять же необходимо исключить посттравматическое расстройство. Основной метод — помимо анализов и некоторых исследований — длительное наблюдение. На это обычно уходят месяцы, а то и годы.

Надежда встрепенулась:

— То есть диагноз мог быть поставлен неверно?

Михаил Федорович нахмурился:

— Не возьмусь судить без соответствующих наблюдений и исследований. У Андриса Александровича огромный опыт.

За окном совсем потемнело: черная туча накрыла город. Глубоко вздохнув, она метнула в него первую связку молний. Притихшая липа под окном дрогнула. «Айболит» торопливо захлопнул раму, отбросив непогоду.

Надежда Ивановна поняла главное — дочь нужно вызволять.

Поговорив с дайвером по телефону, Анна достала из спортивной сумки джинсы и футболку. Подумав, натянула через голову черное худи. Мягкая ткань бережно прикрыла покрасневшие запястья.

Сформировав из полотенца и подушки валик, прикрыла его одеялом, имитировав фигуру лежащего под ним человека. Подхватив сумку, осторожно вышла в коридор. Стараясь держаться ближе к стене, проскользнула к главной лестнице, которая вела в просторный холл. И только тут сообразила, что дверь, скорее всего закрыта, а на ресепшен подремывает охранник.

Вернулась к своей палате, миновала ее, пройдя чуть дальше по коридору.

Еще две палаты по правую сторону коридора. Аня остановилась напротив двери в одну из них: Лера, кажется, заходила сюда. Осторожно, чтобы не скрипеть, девушка надавила на рычаг, толкнула дверь внутрь и тут же отпрянула: на нее вывалился, словно рев реактивного самолета, раскатистый храп. Девушка дернулась назад. Из-за резкого движения сумка съехала с плеча, бухнулась под ноги. Ручка двери выскользнула из пальцев, еще когда она пыталась перехватить сумку, дверь с силой захлопнулась.

— Кто там все шастает посреди ночи? — сердитый голос медсестры из ординаторской, узкая полоска красноватого света торшера косо легла поперек каменных плит.

Анна прижалась к стене.

Дверь соседней палаты приоткрылась, показалась всклокоченная голова Леры:

— Ты чего тут шумишь? — прошипела, втягивая внутрь палаты: по коридору прошаркали тяжелые шаги.

— Ща поймаю, кто тут шастает, и запру к чертовой матери, — недовольно бормотал сиплый со сна голос.

— Тебе чего не сидится на месте? — горячо прошептала Лера. Но, заметив, во что Аня одета, увидев сумку в ее руках, встрепенулась: — Ты куда собралась?

Анна оглянулась на дверь.

— Помоги. Уйти отсюда хочу…

Лера пожала плечами:

— Ну, завтра и уйдешь. Отцу позвонишь, он тебя заберет.

— Нет, сейчас надо, — Анна закусила губу. — Каждую ночь только хуже.

Валерия шумно выдохнула:

— Ты вообще соображаешь? Что ты ночью собираешься делать в незнакомом городе?

— Я Тима попросила меня забрать, — Лера заметила, что Аня дрожит.

— Погоди, — попробовала успокоить, взяла за руку, привлекла к окну и заглянула в глаза. Спросила строго: — Почему прямо сейчас?

Аня убежденно отозвалась:

— Днем меня отсюда не выпустят! Отец не заберет, я не могу на него рассчитывать: он с такой легкостью меня сюда закрыл… А следующую ночь я не переживу, ты же видела, что со мной творилось! Вот смотри: в начале были чужие отражения. Потом голоса. Фантомные боли и вот эти знаки кровавые на теле, — она тревожно посмотрела в темноту. — Но они исчезали при свете дня! А сегодня уже и днем проявлялись. И боль, Лера. Меня словно режет что-то. Руки горят, губы жжет… вся горю. Я боюсь, что если не узнаю за завтрашний день, что происходит, что ко мне приклеилось и сводит с ума, то, — она посмотрела с мольбой: — то я не выдержу следующую ночь, Лер! Нужно выяснить, что случилось тогда, когда затонул тот корабль. Надо выяснить, что нас с ним связывает, понимаешь?

Лера нахмурилась, посмотрела в упор:

— Ты так уверена, что есть связь?

Анна решилась, выпалила:

— Я тебе говорила там, на балконе. Это не было бредом, неужели ты мне не веришь?! Мне все время видится одна и та же женщина. Она дала мне почувствовать, что испытывала в последние минуты, часы своей жизни. Вся эта боль — это ее боль. Она кого-то проклинала. «Проклятье шлю на ваше племя», понимаешь? Я чувствую, что мне не будет покоя, пока я не пойму, что произошло тогда.