Евгения Кретова - Альтераты. Соль

Самойлов вызвал береговую станцию метеорологов — данные о надвигающемся шторме не подтвердились. Самойлов округлил глаза и матюгнулся:

— В окно посмотрите! У меня четверо дайверов на отметке восемьдесят метров болтаются и глубоководный аппарат. Сколько времени до накрытия фронтом?!

— Товарищ капитан первого ранга, — акустик активировал вторую линию. — В квадрате работы технодайверов фиксирую изменение глубины дна, восемьдесят метров, сокращается. Края неровные, размытые. Фиксирую колебания грунта и множественные магнитные аномалии. Множественное присутствие посторонних подводных объектов. Акустической системой не подтверждаются. Данные проверяем.

Самойлов покосился на стремительно расширяющуюся полосу иссиня-черного фронта. Гладкое, как шелковое покрывало, море набиралось свинцовой тяжестью.

— Рост радиуса аномалии. Отмечаем направленное движение в сторону береговой линии.

Иван Васильевич насторожился:

— Уточните, что значит «в сторону береговой линии»? Перпендикулярно основному течению?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Магнитная аномалия стекается к берегу, район поселка.

Самойлов уставился на тонкую черную полосу на линии горизонта и отдал команду приготовиться к приближающемуся шторму.

Тим медленно приходил в себя. На мгновение, уколом в грудную клетку, его накрыло осознание, что он не умер и поднимается на поверхность. Что свет рядом — это фонарь в руках кого-то из парней. А еще — что жуткий образ из сна, мучивший его год за годом, оказался знакомым и доверчивым. Он больше не боялся его. Он узнал эти синие глаза, эту непокорную улыбку.

Светлое лицо рассыпалось в его сознании странным видением в трюме затонувшего тысячу лет назад корабля, играло греческим огнем на стенах, отражалось в темных ледяных кристаллах, ворвавшихся в трюм вместе с жестокой водой. Кажется, он даже слышал крики о помощи тех, кого корабль забрал с собой. Тех, кому суждено разделить с кораблем его вековой покой.

А Тима он отпустил. Или это она позволила?

«Ведьма» , — так, кажется, бросила женщина с волосами цвета липового мёда?

Ведьма.

Огонь.

Лед.

Изуродованные плечи и руки в кандалах. Грубо сбитая деревянная клеть. Излишняя жестокость или необходимость тюремщиков?

Перед глазами вновь и вновь вставали мельком увиденные там, в парке «Робкой звезды» дружинники, всплывала горделивая осанка Скраббл в мутно-желтом свете фонаря. Кто сказал, что призраки за ее спиной — стража?

Голос Бориса Аркадьевича, историка из музея Горгиппии, прорывался сквозь мрак. « Ее именем приносились клятвы, что равнялось клятве перед предками. Ее именем творилось чародейство. Ей поклонялись воины — есть предание, что погибшие в бою поступали в ее, Морены, воинство. Вероятнее всего упомянутая в легенде Марья-волхва была жрицей этого культа».

Острая, ослепляющая догадка, ворвалась, переворачивая сознание.

КЛЮЧ! Точно, та, что заперта в клетке, просила взять ключ. Тот самый, бронзовый, с отломанным зубцом и крученым ушком.

Тим задыхался. Тупая боль, растекавшаяся колючей плазмой по венам, обострялась. Сжимала горло, закипала в висках. Динамики непрестанно шипели, он не мог разобрать обрывки неразборчивых фраз. Кажется, шторм. Кажется, беда.

Тело безвольной куклой болталось, закрепленное к выброске: краешком уцелевшего сознания Тим узнавал красный спасительный трос, чувствовал крепкие руки парней, руководивших его спасением.

Море все-таки не хочет раскрывать свои тайны.

В странном водовороте событий и дней Тим видел девушку с пронзительно-синими глазами в простой льняной рубахе, бегущую от погони. Испуганные синие глаза, и приоткрытые в немом крике губы. «За что?» Вопли толпы, свист безжалостной плети, горячие угли у тонких и худеньких стоп. «Сдохни, ведьма!», — бесновалась толпа. Холодный строгий взгляд и знакомый узор на обручье: «Отрекись от ереси!»

Знакомый утес. Женщина, которую он видел в трюме, обернулась яркой брюнеткой. Безумный взгляд, и червоточина пистолетного дула, обращенного к Скраббл.

— Беги! — прохрипел Тим, надеясь докричаться.

Перед глазами мелькнуло и погасло смутно знакомое лицо: хмурый взгляд, острые скулы, аккуратная бородка, изрезанное морщинами лицо. Стражник за спиной Анны. Сурово взглянув на Тима, тень скользнула к поверхности и серым вихрем рванула к берегу.

— Фиксирую расширение радиуса магнитной аномалии, изменение скорости ветра до двадцати метров в секунду, — вахтенный докладывал каждые пять минут. Самойлов уже не ожидал получить от береговых служб сколько-нибудь достоверную информацию, доверившись команде, сошедшим с ума приборам и собственному опыту. Опыт подсказывал срочно выводить «Малахит» на большие глубины. Автономный робот уже вернулся на борт, команда закрепляла его на случай шторма, проверяла повреждения. Шестеро дайверов на выброске — вот проблема.

— Что там дайверы, на какой глубине первая тройка? — спросил у вахтенного офицера, только что получившего отчет от группы обеспечения.

— Финальная остановка безопасности, шесть метров, товарищ капитан первого ранга.

— Рыбаченко предупрежден?

— Так точно. Катер у буя, — вахтенный, помолчав, уточнил: — Ветер поднимается. Выброску относит.

Самойлов мрачно кивнул.

— Что слышно от водолазов-спасателей?

— Погружение тридцать метров, произвели замену дыхательной смеси Торопову. Поднимаются. Барокамера судна обеспечения готова. Все штатно, товарищ капитан первого ранга.

Капитан «Малахита» тяжело выдохнул: «Чего уж тут штатного?».

Черная иномарка припарковалась за углом.

Доктор Страуме сверился с адресом из сообщения сотового, аккуратно положил солнцезащитные очки на приборную панель. Небо, хоть и безоблачное, потускнело. Из приоткрытого окна тянуло прохладой.

— Когда уже в этом году наступит лето? — в который раз за это утро спросил он у кого-то невидимого небесной канцелярии. И в который раз не дождался ответа.

Анна проверяла раз за разом телефон: больше ни одного сообщения ни от отца, ни от Торопова. Металась по комнате. Два шага влево, два шага вправо. Поворот. Два шага влево, два шага вправо. Пришло новое сообщение.

Анна взяла телефон. Сообщение от мамы.

«Аня, я никогда не смогу рассказать тебе это, глядя в глаза, но ты должна знать. Я всю жизнь прожила в страхе, что ты узнаешь, я умоляла твоего отца сохранить все в тайне. И он молчал. В том, что произошло между нами тринадцать лет назад, виновата я! Я полюбила другого. Я изменила твоему отцу и не посчитала возможным скрыть это от него. Малодушно надеялась, что смогу убедить его сохранить семью. Олег не смог меня простить, но в этом весь он. Прости меня».