Мелани Голдинг - Милые детки [litres]

Виктория сидела вытянувшись как струна, на шее резко обозначились напряженные мышцы. Она смотрела прямо перед собой – на что-то, видимое лишь ей одной.

– Я от нее отбилась, от этой мерзкой твари. Дала ей пинка. Обошлась без всяких яичных скорлупок. Она моих малышей не получит, нетушки. А я не возьму ее выродков.

Роберт встал между матерью и Харпер.

– Вы ее пугаете. Она сама не понимает, что говорит.

– Прошу меня извинить, – сказала Харпер, – но у меня есть основания полагать, что ваша мать знает кое-что важное.

– Знает или нет – вам в любом случае придется прийти в другой раз. Она расстроена, вы что, не видите?

Виктория застонала, ее руки, лежавшие на коленях, судорожно сжимали одна другую. Роберт приобнял ее за плечи.

– Все хорошо, мам, ей уже пора. А мы с тобой попьем чайку. – Повернувшись к Харпер, он прошипел: – Выход найдете сами.

– Я ходила к мудрецу, – вмешалась Виктория. – Он сказал мне, что сначала их нужно обхитрить. Чтобы убедиться. А потом, если они заговорят, бросить в реку.

– Вы понимаете, о чем она? – спросила Харпер.

Роберт задумался.

– Похоже на одну сказку, из старой книги, которая была у нас в детстве. Вспомнила сказку и теперь путает ее с реальностью. Думает, это с ней самой произошло. Такое еще с передачами по телевизору случается, посмотрит и решит, что она – одна из героинь.

– А что за книга?

– Она нам из нее читала иногда. Там были разные народные сказки про близнецов и целый огромный раздел про подменышей. Мы эту книжку терпеть не могли. Можно понять почему. До сих пор ее забыть не могу. – Он повернулся к матери: – И ты тоже, да, мам?

– Название не вспомните?

– Кажется, «Сказки о близнецах» или вроде того. Но она сейчас не у меня. Я ее не хотел дома держать, Винни тоже, так что я ее сдал в благотворительный магазин.

Когда Харпер уже повернулась к двери, Виктория сказала:

– Надо их бросить в реку, если она хочет получить своих деток назад. Как только убедится, пусть окунет их в реку. Так сказал мудрец. Надо их окунуть и под водой подержать.

– Младенцев?

Виктория закивала, раскачиваясь в кресле.

– Это единственный способ. Скажите ей. Пусть так сделает. И чем быстрее, тем лучше. Пусть окунет их и подержит. Эльфы сразу и сбегутся.

– Но дети, они же утонут?

Обернувшись, Виктория посмотрела Харпер в глаза ясным, пронизывающим взглядом:

– Только если она ошибается.

17 августа

Пять недель от роду

13:00

Сидя в кабинете в ожидании доктора Саммер, Лорен втайне рассчитывала, что эта их встреча станет последней перед выпиской. От сестры Полин она узнала, что врачи здесь стараются по возможности выписывать пациентов поскорее – такие указания сверху: места в палатах обходятся недешево, к тому же их вечно не хватает. Вряд ли же доктор Саммер захочет, чтобы здоровый, вменяемый человек занимал место, которое явно кому-то нужнее? Полно ведь людей с куда более серьезными проблемами. Статья, по которой ее сюда упекли, позволяла задержать ее не дольше чем на трое суток. За это время она должна была пройти полное психиатрическое освидетельствование, а врачи – решить, требуется ли ей лечение. Если нет – она свободна. Сегодня как раз третий день – решается ее судьба.

Два полных дня, даже больше, Лорен тщательно и усердно изображала нормального человека. Она проследила, чтобы сестра Полин записала в свой блокнот побольше положительных наблюдений – взамен вырванных страниц, которые были заполнены куда менее лестными характеристиками ее поведения в первый день, когда Патрик явился в палату с этой чертовой коляской. Те страницы Лорен порвала на мелкие кусочки, завернула в туалетную бумагу и смыла в унитаз вместе с несколькими дозами лекарств, которыми ее здесь пытались пичкать. Здравый ум, ясное сознание, полный контроль над ситуацией – чем не идеальный пациент?

Прошлым вечером доктор Саммер решила, что близнецов уже можно перевести из яслей в палату Лорен. Ну, при условии, что все они будут под присмотром медсестры, разумеется. Лорен пришлось всю ночь провести в одной комнате с младенцами, и от недосыпа у нее опухли веки. Сами они, казалось, тоже не спали, ни теперь, ни ночью – вместо этого они играли с ней в игру: пока медсестра бодрствовала, притворялись Морганом и Райли, но, стоило ей задремать, тут же начинали разговаривать с Лорен, шипеть на нее. Теперь она знала их имена, знала, который из них Бишоп, а который – Селвер. Знала, что поменяться местами с Морганом и Райли, вернуться домой, под воду, они хотят не меньше, чем она – вернуть своих мальчиков назад. Пока медсестра спала, они рассказывали Лорен, как этого добиться, что именно нужно сделать. Они укажут дорогу до места, где произойдет обмен. Но для начала она должна вытащить их из этой тюрьмы.

Младенцы лежали на ковре и пели, наблюдая за Лорен. Их радужки почти полностью окрасились в ярко-зеленый цвет, так непохожий на прозрачную голубизну глаз настоящих Моргана и Райли. Они нарочно ее провоцировали – своим пением, своими пристальными взглядами. Она старалась держать себя в руках, что есть мочи стискивая зубы. С преувеличенной непринужденностью она потянулась за одноразовым стаканчиком с водой, и их взгляды поплыли следом за ее рукой, головы синхронно повернулись – они всегда все делали синхронно, если только не притворялись Морганом и Райли. Лорен молча уставилась на них в ответ, сжав губы в тонкую линию. Она готова была заткнуть уши, лишь бы не слышать их мерзкое, пронзительное, клокочущее пение. Мелодия была та же, что тогда в больнице – когда пела их мать. Морган и Райли тогда только родились, подмены еще не случилось, весь этот кошмар еще не начался. Младенцы пели без слов, но сама мелодия вызвала в памяти слова – должно быть, на это они и рассчитывали, и Лорен не могла перестать думать об этой истории, о двух несчастных незаконнорожденных малышах, одиноко лежащих на земле, истекающих кровью. «Жестокая мать» – так называлась песня. Лорен в этом виделся упрек – ведь мать из песни бросила своих детей. «Не я вас бросаю, – беззвучно обратилась она к подменышам. – Потому что не я ваша мать. Это все она. Я никого не бросаю, я просто возвращаю все на свои места. Она это сотворила, ее и вините. Ей и пойте свою сраную песню».