Роберт Говард - Американская готика

— Индийские безумцы! — едва слышно прошептал Ричард Корвелл. — Дьявольские приверженцы богини смерти Кали.

— Вы хотите сказать?.. — пробормотал Кирби, жестко сжав губы.

Ричард Корвелл равнодушно кивнул.

— Да… фаги.

Это древнее имя звучало ужасно. Казалось, оно зловещим эхом разнеслось по темному залу, словно множество смертоносных змей заскользило по костям мертвых.

Кирби зажег маленькую лампу на столе. Её блеск вряд ли можно было увидеть снаружи из-за закрытых ставней и занавешенных окон. Детектив спинкой стула заклинил сломанную переднюю дверь. В свете лампы тускло заблестели античные мечи и другие трофеи, развешанные на стенах.

— Оставайтесь здесь, — отрезал детектив. — Я хочу обыскать дом. Сомневаюсь, что кто-нибудь тут прячется, но мы должны быть уверены.

Корвелл неуверенно кивнул. Кирби нырнул в ближайшую дверь, осторожно вошел в соседний зал, водя лучом фонаря из стороны в сторону. Он быстро осмотрел все комнаты, двери которых выходили в зал, но не нашел никого: ни живого, ни мертвого. Тогда он вышел на кухню и обнаружил дверь, выходившую на задний двор. Та была открыта, но осмотрев её, детектив убедился, что никто её не взламывал. «Могли ли убийцы бежать этим путем, оставив дверь открытой?.. Возможно…»

Оказавшись снаружи, Кирби вновь отправился на главный двор, держась в тени кустов. Он хотел осмотреться. Тут как раз облака разошлись, и вышла полная луна. На фоне темного неба она больше всего напоминала серебряный череп. Липкий туман исчез, но ночь все еще «правила бал». Вдруг он заметил, фигуру — тень, движущуюся в тени деревьев. Бестелесной тенью скользнул Кирби в сторону дома, а потом, сжав пистолет, стал ждать.

Вначале он услышал шаги босого человека, а потом чье-то тяжелое дыхание. Вторая фигура выскользнула из кустов у стены и направилась к дому, не украдкой, как первая, а открыто, но в отчаянной спешке. Когда она оказалась возле кустов, где скрывалась первая фигура, та появилась без предупреждения, прыгнула на спину первой, придавив ту к земле. Они начали бороться, сплетясь в клубок, и Кирби, решив, что пора перестать быть сторонним наблюдателем, выскочил из укрытия, подскочил к дерущимся. Луч фонарика высветил борющуюся парочку. Один из них, тот на которого напали, был белым. Другой — настоящее порождение кошмара — был темнокожим, голым, если не считать набедренной повязки, тюрбана и ужасного символа, начертанного алой краской на его смуглом лбу. Его глаза горели красным, как у дикой кошки, а длинные жирные волосы разметались по могучим плечам. Его сильные руки сжимали шелковый шнурок, сдавливающий горло белого человека. Шнурок глубоко впился в плоть. Белый человек тщетно вцепился в нападавшего. Лицо у него уже стало пурпурным. Кирби обрушил дуло своего пистолета на череп индуса, и тот рухнул бездыханным. Его жертва, шатаясь, поднялась на ноги, сорвав шнурок с горла и пытаясь отдышаться.

Однако через мгновение выходец с Востока снова был на ногах. Очевидно, толстый тюрбан принял на себя большую часть удара. Схватившись рукой за пояс, индус выхватил нож, и прежде чем Кирби смог что-то предпринять, клинок молнией сверкнул в лунном свете, к небу ударил фонтан черной крови.

Кирби выстрелил в полуголого душителя, и тот аж взвыл. Потом он развернулся, прыгнул в кусты, и листва поглотила его. Он исчез без следа, словно его тут никогда и не было. Кирби выругался, встряхнув головой… Был ли этот полуголый негодяй реальностью, или это — плод воображения, порождение теней, иллюзия, порожденная напряжением нервной системы? Он и в самом деле растаял, словно призрак. Однако перед Кирби было реальное доказательство того, что полуголый человек не был привидением. У ног, задыхаясь от боли, лежала жертва полуголого убийцы, а под ним по траве растекалась темная лужа крови. И рядом с ним валялось оружие убийцы — длинный нож в восточном стиле с загнутым клинком. И кровь темнела на холодной стали!

Присев, Кирби положил голову раненого себе на бедро, пытаясь остановить кровь. Фамум — а это не мог быть кто-то кроме него, — умирал. С каждым вздохом темная кровь выплескивалась из ужасной раны на груди незнакомца, прямо под сердцем. Кирби сорвал рубашку, чтобы открыть рану и остановить кровотечение, но камердинер остановил его. Он вцепился в лацканы пиджака Кирби. Его сухие губы шевелились, он начал что-то шептать:

— Я слышал, как они говорили, пока тащили меня… Кхемса… старый дом Уорбертона, — задыхаясь, бормотал Фамум. Но в том, что он говорил, для Кирби никакого смысла не было.

— Успокойся, старина, — проворчал Кирби, но умирающий словно и не слышал его.

— Мне уже ничем не поможешь, — шептал Фамум. — Шкатулка… Нефритовая шкатулка… они не остановятся ни перед чем, чтобы вернуть её…

— Что в шкатулке? — гнул свое Кирби. Лицо умирающего скривилось от ужаса.

— Алые слезы, — спокойно ответил Фамум, а потом мертвым замер на руках детектива.

Ирландец помрачнел, поджав губы. Не первый раз человек умирал у него на руках. Всякий раз это была отвратительная насильственная смерть. И всякий раз это было отвратительно. Поднявшись на ноги, Кирби взвалил тело себе на плечо. Вернувшись в дом через заднюю дверь, он захлопнул её за собой и заблокировал, прежде чем отправиться назад в гостиную. Корвелл сидел в кресле, потягивая бренди из стакана. Его племянница хлопотала над ним. Когда Кирби вошел, они оба с удивлением уставились на детектива и его ужасную ношу.

— Фамум! — воскликнул Корвелл, потрясенный до глубины души. Сбросив свою ношу на диван, Кирби кратко рассказал о случившемся, а потом, замолчав, внимательно уставился на хозяина дома. — Послушайте, — наконец продолжил он, — до сих пор я шарю во тьме, как слепой… Только что на моих глазах убили человека. Это дело полиции…

И тут Корвелл поднял дрожащую руку.

— Никакой полиции, — с трудом выдохнул он. — Нельзя, чтобы все, тут происходящее, стало достоянием общественности.

— У нас уже два трупа, — проворчал Кирби, изо всех сил стараясь сдержать гнев. — Если нам не помогут, то следующим может оказаться любой из нас. Я не могу бороться, если не понимаю, что тут к чему… И я хочу знать, ради чего это все. Будь я проклят, если я позволю перерезать себе горло, даже не понимая, чего ради!

И тут к нему присоединилась Глория Корвелл.

— Да, дядя! Самое время все нам рассказать. Мы здесь и имеем право знать…

Слишком потрясенный, чтобы сопротивляться и дальше, Корвелл откинулся в кресле, поставив бокал с бренди.

— Может быть, вы правы. Я скрывал правду от тебя, дорогая, надеясь, что этот ужас тебя не коснется. Но теперь ты оказалась втянутой в это дело, точно так же, как я. — Голос Корвелла превратился в слабый шепот, а сам он побледнел, когда начал рассказ. — Два года назад я побывал в Индии… Я узнал о редком сокровище, которое еще в шестнадцатом веке спрятал Акбар — император Индии. Его охраняли члены старого культа, и даже Великий Монгол не смог победить их, потому как, согласно сказаниям, они могли растворяться среди теней, как ассасины Древнего мира. Ключ, который мне был нужен, находился в руках ренегата-брахмана, который был изгнан из своей касты за какое-то неведомое мне преступление. Звали его Дитта Рам, и ему нужны были деньги, но он сам боялся похитить сокровище. Когда я спросил его, почему, он рассказал мне какую-то невнятную легенду или что-то вроде того. Тогда я не обратил внимания на его слова, решив, что все это просто сказки или простое суеверие. Но порой за мифами скрывается доля правды, которую наука не сможет объяснить…