Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Хватит стыдить меня. Что-то мне тревожно. Боюсь, она во что-нибудь впутается.

– Она несомненно во что-нибудь впутается.

– Мы взяли ее под свою ответственность…

– Мы не брали ее. Она увязалась за нами сама, маленькая назойливая сучка. В смысле собачонка. Пусть делает что хочет. Почему-то когда я был подростком и громил свою жизнь, за мной никто не бегал и не умолял образумиться.

– У меня сложилось впечатление, что Дьобулус побегал за тобой изрядно.

Науэль сложил руки на груди.

– Когда он пытался меня образумить, я был уже взрослый.

– Это ты так пытаешься оправдаться? – фыркнула я.

Приняв самый безразличный вид и все еще не расцепляя руки, Науэль посидел в машине еще немного, потом выскочил, оглашая пространство выкриками:

– Тупая пизда! Кого колышет! Ее проблемы!

Все еще бормоча, что ради маленькой дряни он и ухо не почешет, Науэль выскочил из машины и приступил к допросу всех, кому не посчастливилось в тот момент проходить мимо:

– Вы не видели девчонку? Фиолетовое платье, черная кожаная куртка, высокие сапоги, макияж как у потаскушки.

Прохожие шарахались от него.

Я взяла эту задачу на себя, и вскоре нам повезло.

– Ноги голые, совсем не бережет себя, – вздохнула симпатичная старушка в сиреневой беретке. – Она по этой улице шла, а потом свернула вон туда.

Продавщица в палатке сказала, что девушка купила пива.

– Ждите штраф за продажу алкоголя несовершеннолетней, – отблагодарил добрый Науэль.

Осколки и пивная лужа подсказали, куда Джевел направилась дальше. Мы двигались к окраине. Местность дичала. Шагая через пустырь, мы замечали на земле иглы и использованные презервативы.

– Ох, сколько воспоминаний, – сказал Науэль. – Где ты, детство золотое.

В какой-то момент мы потеряли след, но нам помогла одна из фенек – плетеных браслетов из бисера, которые Джевел десятками таскала на своих тонких запястьях. Крошечные красные бусинки привели нас к облупленной пятиэтажке. Науэль быстро определил нужный нам подъезд – с заплеванным крыльцом, разбитым домофоном и отпечатками подошв на двери, – верный знак, что в одной из квартир собирается скверная компания.

– Ненавидел таких. Наши тусовки не ладили. Они носили черное, мы – яркое, они слушали тяжеляк, мы – все, подо что можно танцевать. Они нас доставали, мы от них отбивались. Однажды один из наших выпустил одному из них кишки. Так тот запихивал их обратно, и всё с таким лицом, будто не мог поверить.

Мы поднялись на этаж, где музыка гремела так, что стены тряслись. Науэль брезгливо посмотрел на грязную дверную ручку и открыл дверь пинком. Внутри было задымлено, как при пожаре, и меня сразу закачало.

– Подожди-ка в коридоре, ты тут мигом обдолбишься.

– Я с тобой.

В условиях незрячести мы сориентировались на звуки дикого смеха и оказались в комнате, полной малоприятных и маловменяемых людей. Джевел в своем фиолетовом платье восседала на хрупком сооружении из поставленных друг на друга табуреток, тянула косяк и гоготала как полная идиотка. Наше появление не то чтобы очень заметили до тех пор, пока Науэль не заорал:

– Слезай и немедленно пошли отсюда, дура набитая!

Тут началась кутерьма, и все закричали разом на каком-то уличном диалекте, причем Науэль мгновенно перешел на него же, и я перестала понимать кого-либо, кроме Джевел, которая с помощью магии, не иначе, сохраняла равновесие на раскачивающихся табуретах, размахивала косяком и орала:

– Да что ты возомнил о себе?! Ты мой гребаный папаша или чё?!

– Или чё, – сказал Науэль и стряхнул ее с табуреток.

Джевел шлепнулась на задницу и завизжала. К Науэлю подскочил один из парней, и Науэль нежным движением ткнул его в какую-то точку на животе. Парень согнулся так, как будто в него как минимум выстрелили.

– Еще кто-нибудь рискнет? – поинтересовался Науэль. Глаза у него горели белым пламенем.

Вероятно, наркотики ослабляли чувство страха, потому что на Науэля набросились все разом, кроме одного парня, которого мы уже застали на полу в подобии припадка, и который сейчас завозился, рыча: «Тише, тише» – и закрывая ладонями уши. Я ничем не могла помочь, кроме как не мешать, поэтому отступила в коридор, отчаянно кашляя из-за раздирающего легкие дыма. Науэль прекрасно справлялся сам, хотя большинство парней были достаточно взрослыми – лет по семнадцать. Кто-то уже надумал драпать и, едва не сбив меня с ног, загрохотал тяжелыми ботинками по лестнице. Отток беженцев продолжался, и вскоре всё почти успокоилось, только припадочный, извиваясь на полу, орал: «Тишина! Заткнитесь все!», хотя никто уже не орал.

Науэль схватил Джевел и, ласково удерживая за шею, прижал к себе.

– Пошли, моя лапонька. Ты заработаешь для меня много денег, ублажая старичков.

Джевел вознамерилась озвучить удивление по поводу этого заявления, но Науэль усилил нажим, и она закашлялась.

– Есть возражения? – перебиваемый воплями «Тише!» и «Все молчите!», поинтересовался Науэль у долговязого парня с неровно выстриженными волосами. Тот молчал. Глаза у него были мутные, словно он пил уже месяца три и его голова начала гнить изнутри. Судя по запаху, так оно и было.

– Эй, я забираю эту нимфетку для серьезной работы. За особую плату я позволю отрезать ей голову и выебать в рот.

Ноль реакции. Науэль потащил отчаянно сопротивляющуюся Джевел к выходу, стараясь не поворачиваться спиной к оставшейся компании. У Джевел по щекам текли крупные, как ягоды, слезы. В дверном проеме Науэль остановился и вдруг заорал:

– Да сделай ты что-нибудь, мелкий гаденыш!!!

И тогда случилось нечто неожиданное: припадочный встал, являя громадный рост, без всякого видимого усилия поднял большое оборванное кресло и швырнул его в Науэля.

Вне алкогольного или наркотического опьянения Науэль демонстрировал хорошую реакцию. Он успел оттолкнуть от себя Джевел, прежде чем тяжелое кресло врезалось в него, как поезд, и, опрокинув на пол, погребло под собой. Торчали только голова и ноги.

– Науэль! – вскрикнула я, бросаясь к нему.

Присутствующих как смыло, и только Джевел осталась стоять, словно разряженное пугало, в ужасе прикрывая рот ладонью.

Глаза Науэля были раскрыты и задумчивы, можно сказать, лиричны.

– Чтобы мне такие силы, когда я втыкался. Продолжал бы по сей день. Помоги мне поднять это.

Я потянула кресло с одного края вверх, а Науэль начал толкать его снизу.

– И ты не стой, – прикрикнула я на Джевел.

Втроем мы кое-как справились, и Науэль выкатился из-под громады.

– Прямо вся жизнь перед глазами. Неудивительно – меня едва не прибили диваном.

– Это не диван, это кресло.

– Я сам видел, как они сидели на нем вдвоем. Глянь на буйного – снова спит как котенок.