Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Пальцы, сжимающие мое запястье, разжались, и я упала на колени, в тот же момент услышав глухой звук, с которым тяжелое мужское тело ударилось об пол. Я вскочила на ноги и развернулась, впившись взглядом в золотую сережку-гвоздик в ухе поверженного врага – такие используют, пока новенький прокол заживает. Вытекающая из-под тела лужа добралась до моих ботинок, и я сделала шаг назад. С этой кровью было что-то не так. Очень сильно не так. В моем шоковом состоянии мне понадобилось несколько секунд, чтобы по безупречно-розовому цвету узнать широко разрекламированный пятновыводитель «Стиратель» – тело упало на бутылку и расплющило ее, из-за чего крышка отскочила.

– Отличные игрушки сейчас делают. Детские пистолетики прямо как настоящие, разве что вес их выдает. Не удивлюсь, если со временем их начнут комплектовать боевыми патронами, – Науэль взглянул на лужу. – Выглядит как сцена из низкобюджетного фильма.

– Ты убил человека, – сказала я севшим голосом.

– Да, я заметил, – нашарив в кармане колоду, Науэль вытянул одну карту и бросил ее на тело. Она упала надписью вверх. «Простак».

Повисшая между нами тишина прервалась звуками шагов и суеты. Не было времени обсуждать произошедшее, следовало выбираться.

Везение все-таки снизошло до нас, и нам удалось проскользнуть в открытые двери прямо за спинами вооруженных охранников, на звук выстрела сбежавшихся в торговый зал. Уже съезжалась полиция, озаряя тьму мигалками, и мы прокрались через парковку, прижимаясь к земле, как мыши, затем побежали в темноту.

Полтора часа спустя я все еще молчала, и уже начинала понимать детей, у которых развился мутизм после стрессовых ситуаций. Гравий шуршал под колесами очередной машины. Потрясающе, мы меняем тачки, как миллионеры. В этот раз у меня не было возможности убедиться в наличии наклейки, что машина застрахована – в острой ситуации пришлось хватать первую попавшуюся. В этот вечер мы оба преступили черту.

Науэль резко выдохнул, как будто пытался вытолкнуть из себя раздражение, и ударил по тормозам.

– Ну и? – осведомился он едким тоном.

– Что – ну и? – спросила я.

С полминуты он тяжело, шумно дышал. Затем отвернулся.

– Мне нужно съесть что-нибудь горячее.

В маленькой полутемной забегаловке он заказал омлет, луковый суп и пару гренок. Несмотря на позднее время и захолустное расположение, забегаловка была полна посетителей. Я сидела над нетронутым стаканом пива и смотрела на Науэля, не моргая. Мне казалось, после того, что он сделал, не едят так много. Не дымят сигаретой столь размеренно. Не морщатся от скверной песни на радио, как будто ничего мерзее сегодня не случалось. Мне представлялось, что, совершив убийство, ты до конца жизни будешь прятаться среди проржавевшего лома и обгорелых покрышек, или вроде того.

– От твоего взгляда у меня несварение.

– Это было так буднично. То, как ты пристрелил его.

Науэль неторопливо прожевал гренок.

– Все буднично, Аннаделла. Этот мир существует сотни тысяч лет. Все, что случается с тобой, уже случалось со множеством людей до тебя. Ничего нового, ничего необычного. Уверен, если бы однажды тебе пришлось испытать свежевание заживо, ты бы обнаружила, что и это буднично. Больно, но буднично.

Я уставилась в свое пиво, чувствуя, как во мне нарастает гнев. Спокойствие Науэля и аппетит, с которым он поглощал пищу, выводили меня из равновесия.

– Если ты был настолько голоден, мог бы оторвать кусок мяса от того парня в магазине, – не выдержала я.

– Перешла в верхний регистр? Нервы шалят?

Зато он непробиваем! Я издала неопределенный звук, громкий и странный. Сидящая за соседним столом девица с волосами, крашенными фиолетовыми перьями, обернулась на меня.

– Не будь дурой, – прошептал Науэль. – Я сделал, что должен. Это война.

– Это не война, это просто гадкая ситуация, в которую мы угодили. И она вовсе не дает нам права мочить всех направо-налево. Чем тогда мы отличаемся от них?

– Я вообще не понимаю твоего вопроса. Они нападают, мы защищаемся. Разница очевидна.

– Ты обманул его.

– А он приставил пистолет к твоей голове.

– Это было до того.

– Посмотрел бы я, как бы это было после.

– До того, как ты договорился с ним разойтись мирно! Не язви! Можно было обойтись без кровопролития! Но ты не захотел!

– Я и массаж ступней ему не сделал.

– Замолчи! – у меня закапали слезы. – Не могу поверить, что ты пошел на это.

– Знаешь, милая, на мне уже столько дерьма, что я больше не боюсь испачкаться, – Науэль аккуратно вытер губы салфеткой. – Не в первый раз.

– Что? Когда? – мой голос дрогнул. – Это было случайно? Ты защищался?

– Нет. Однажды я убил незнакомца. Просто так. Ни за что, – Науэль посмотрел на меня. Его зрачки были мертвыми, как высохшие колодцы, и на дне их копошились змеи. – Из-за меня кончали с собой. Как-то я принес своей подружке грязный порошок, чтобы она избавилась от своего сутенера. Он умер прямо на игле, и, знаешь, когда я узнал об этом, моя совесть даже не шевельнулась.

Меня как будто взяли за волосы и медленно, медленно опускали в ледяную воду.

– Нет… ты…

– Отбрось свои иллюзии, что в глубине души я пушистый и хороший. Я бывшая проститутка, бывший нарк и ублюдок навсегда, – Науэль свернул омлет вилкой. – Твоя доброта все равно что идиотия. Аннаделла, в каком вообще мире ты живешь? Сплошные клумбы да белые голуби? Раскрой, наконец, глаза, посмотри на людей вокруг. Они кажутся тебе милыми? – Науэль вскочил прежде, чем я успела его остановить, и продолжил громко, быстро: – Да нихрена. У каждого своя изнанка, двойное дно. Отличная татуха, – наклонился он к верзиле за столиком. – Сокамерник попался талантливый.

Я прижала к губам ладонь. С быстротой вихря передвигаясь от столика к столику в разлетающемся черном пальто, Науэль разбрасывался домыслами и подозрениями, и стекла его очков воинственно блестели.

– Милые браслеты, под ними шрамов почти не видно. Чего вскрыться-то пыталась – тяжелые обстоятельства или тяжелый проступок?

– Твоя подружка немного шлюховата, но, поверь мне, с потаскухами веселее. И потом, нужно же тебе когда-то расстаться с девственностью.

– Вы двое так мило смотритесь. Его жена зарыдала бы от умиления, обнаружив, что он вовсе не на ночном дежурстве, а здесь, с тобой.

– А ты чего дернулся? Что-то из вышесказанного имеет к тебе отношение?

– Милый мальчик, правда? Ничего, он еще немного подрастет, заведет себе клушу и будет колошматить ее, пока все зубы не повылетают!

«Он псих, – отчужденно подумала я. – В смысле по-настоящему». Я встала и начала застегивать пальто. Руки сильно дрожали.

– И ты обвиняешь меня в том, что я грохнул какого-то придурка? – истерически зашептал Науэль, подскочив ко мне. – С врагом не церемонятся. Если ты отпустишь его сегодня, он прикончит тебя завтра. Я обманул его? Да, обманул, потому что он посмел угрожать тебе. Я все сделаю ради тебя, если понадобится: украду, подставлю, убью, сожру, отрезая куски от еще живого. Я не побоюсь взять это на себя. Тебе ясно?