Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Волк отступил на шаг. Он держал голову опущенной, и глаза его мерцали исподлобья, как угольки.

– Я ненавижу Ровенну. Моя семья сгинула в ней.

– Здесь, в Роане, твою семью даже с большей вероятностью могли погубить грабитель или пьяница за рулем. Ровенна не опаснее любой другой страны, просто опасности в ней другие. Она не хочет причинять вред своим детям. Так получается, потому что в ней происходят вещи, над которыми она не властна. Со временем она залечила бы твои раны. Но ты оттолкнул ее и возненавидел. Начал искать способ отомстить, и твой гнев позволил тебе превзойти самого себя – ведь прежде ты был весьма посредственным ученым, ты знаешь.

Волк вдруг заплакал. Это было так тяжело, наблюдать, как слезы ползут вдоль его морщин. Мне захотелось подойти и обнять его, но их с Дьобулусом точно окружал невидимый купол.

– А Мирелль? Где она? Что вы с ней сделали?

– Ничего. Она была так юна. Ее сознание оставалось гибким, как глина. Ей внушили, что психика ее отца повредилась после смерти жены, и это привело его к гибели. Это была трагедия, но она сумела пережить ее. Она медсестра, замужем, у нее трое детей, все девочки.

– Это не она передавала мне те сообщения, – Волк посмотрел Дьобулусу в глаза. – Она никогда не пыталась найти меня.

– Нет.

– Это делали вы.

– Да.

– Зачем?

– Это было частью моего личного плана. Мне нужно было удержать тебя в этой стране. Я хотел, чтобы Науэль встретил тебя.

– Ты внушил мне ложную надежду.

– Ты хотел жить. Я дал тебе причину.

– Все равно. Вы не должны были забирать мою дочь у меня, – длинная узловатая фигура Волка склонилась к земле, как сломанное ветром дерево. – Чье это было решение?

– Мое. Я хотел сохранить ее в живых. Но для этого нужно было удалить ее из поля твоего влияния, не позволить ей перенять твои идеи и взгляды. Ты с самого начала демонстрировал мстительность и жесткость установок, вследствие чего и был занесен в черный список. Если бы в тебе нашлась хотя бы капля понимания, мы предпочли бы разрешить эту ситуацию мягче, и ты бы никогда не встретил меня.

– Ни один из вас не попытался понять меня…

– Ошибаешься. Все это время я смотрел прямо в твою душу. Но она всегда была так темна. Ничего похожего на огонек прощения.

– Прощения? – взревел Волк. – Ты не знаешь, о чем ты говоришь! Я потерял всю свою семью! Как можно простить такое?

– Я очень хорошо знаю, о чем говорю, – прервал его Дьобулус. – Это случилось и со мной тоже.

На бледном лице Волка проступило гротескное выражение удивления, придавшее ему сходство с гримасничающей маской – широко раскрытый рот, высоко поднятые брови.

– Тогда ты тоже жертва, – прошептал он. – Жертва этой системы, да?

– Я и есть система, – возразил Дьобулус. – Я не несу в себе ненависть. Я стремлюсь действовать максимально рационально. Жертвую малым ради большего. Уверен, если порез будет достаточно глубоким, ты увидишь винтики и шестеренки во мне.

– Это был ты, – пробормотал Волк. – Все эти годы это был один ты.

Волк трепетал, сгибался, обожженный светом фар. Он хотел отползти из желтого круга, но взгляд Дьобулуса пришпилил его к холодной земле.

– Именем Бога, создающего и наблюдающего, именем Рованы, питающей и охраняющей, именами Гардаты Горо, создателя законов, и Гораша Деметриуса, стоящего на страже их соблюдения, волею «Серебряной Лисицы», я приговариваю тебя к смерти за совершенное тобой преступление: ты передал врагу опасную информацию, тем самым поставив под угрозу жизни бесчисленного количества людей и само существование нашей Родины. Час расплаты настал.

– Да, я предатель. Позже я осознал, что они задумали, но уже не мог ничего изменить, – зарыдал Волк. – Я не хотел, чтобы кто-то умирал из-за меня.

– Я знаю, – сказал Дьобулус мягче.

– Дьобулус! – вскрикнула я.

– Нет, Анна, – он грустно покачал головой. – Это государственные дела, и, хотя я ценю твое мнение и понимаю твое сочувствие, твое вмешательство ничего не изменит.

Я словно наткнулась на каменную стену и отступила. Мой взгляд поймал мокрый взгляд Волка: он смотрел на меня с немой благодарностью.

– Что мне делать теперь? – спросил Волк Дьобулуса.

– Сохранять достоинство. Ты виновен в преступлении, масштабы которого сложно осознать, но ты же совершил великое открытие, которое, находясь в правильных руках, может принести много добра. Это уравновесит чаши, и когда твой дух очнется, готовясь к новому воплощению, с него будут стерты все пятна. А мы, возможно, когда-нибудь придумаем способ снять занавес так, чтобы не встряхнуть облако пыли.

Волк кивнул.

– Обойдемся без наручников, – бросил Дьобулус своему окружению.

Невозмутимый длинноволосый ровеннец распахнул дверь машины, приглашая Волка внутрь.

– Волк, – я обняла его крепко-крепко, мучительно подбирая слова. Что пожелать человеку, отправляющемуся на собственную казнь?

Волк уловил мои терзания и улыбнулся:

– «Быстро и безболезненно», – подсказал он. – А ты будь счастлива… и он тоже… вы, вместе. Вы хорошая парочка, хотя и странная.

Он сел в машину и уже из окна крикнул мне:

– Мне нужно отдать тебе кое-что!

– Что это? – не поняла я, рассматривая полученный ключ. С него свисала металлическая бирка с продавленным на ней номером: «914».

– Опять он темнит и при этом искренне убежден, что ясен, как небо после дождя, – махнул рукой Дьобулус. – Это номер ячейки. Карвалия, Центральный Банк.

Человек Дьобулуса протянул руку, опуская стекло. Машина медленно отъехала. Я рассеянно сунула ключ в карман.

– Салфетки, – приказал Дьобулус.

Ему протянули салфетки и бутылку минеральной воды. Намочив салфетку, он начал аккуратно стирать с себя кровь. Мои губы все еще кривились в плаче.

– Не вздумай винить себя. Он попался бы в любом случае. Скоро он будет свободен. Он уже сам это понял. Ты была молодец сегодня. Науэль всегда нуждался в такой любви, как твоя: прочной, как земля, разметающей все преграды, как вода. Ты сможешь пройти с ним сквозь туннель его страданий, вывести его наружу.

– Я не выдержу, Дьобулус, – плакала я. – Я на грани слома.

– Ты-то не выдержишь? – фыркнул Дьобулус. Взяв чистую салфетку, он принялся за меня, аккуратно очищая мое лицо от смеси крови и слез. – Ты сильная, нашему мальчику таким не быть даже в мечтах. Если ты без него жить не захочешь, он без тебя именно что не сможет. Надеюсь, сегодня ты, наконец, все поняла насчет него?

Он обнял меня, и я затихла, покорно прижавшись к нему. Над плечом Дьобулуса я видела, как ровеннцы складывают тела в машины. Как это ужасно – быть его врагом. Но если он твой друг, он действительно поможет тебе всегда, когда ты попросишь о помощи. Я не знала, считать себя аморальной или везучей. Сейчас я чувствовала себя его ребенком. Плотью от плоти, кровью от крови. Он заполнял какие-то пустоты в моей душе, и вся эта боль нелюбимости, что преследовала меня в моем холодном скучном детстве и позже, в доме Янвеке, обесцвечивалась, пропадая. Я вдруг обнаружила, что не помню лица своих настоящих родителей. Дьобулус стер их.