Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– О чем ты?

– О потенциальной выгоде.

– А она есть?

– Если он ничего не сделал, значит, есть, – Науэль сжал губы.

Мы поднялись на шоссе, сливаясь с потоком машин. Чинно-благородно миновав полицейский пост на краденой машине с номерами, которые Науэль оторвал у развалюхи возле карвальской городской помойки и подкрасил масляными красками, мы въехали в Льед. Еще несколько месяцев назад Науэль был олицетворением этого города: модный, наглый, раздражающий, частенько с крупной суммой в кармане, категорически отрицающий возможность сверхъестественного. Однако с тех пор ему столько раз пришлось принять на веру невероятное, что в своем текущем ментальном состоянии он был куда ближе к типичному ровеннцу, чем к жителю роанской столицы.

За поворотом мы увидели афишу «Бинго». Ту самую, где Бинго пихал себе в рот пистолет. Сейчас представленный на ней человек казался не имеющим никакого отношения к Науэлю. Разве что прослеживается отдаленное внешнее сходство.

– Теперь ясно, от чего он съехал, – протянул Науэль, глядя на афишу. – Бинго жрал синие таблетки пачками. Денег на билет в Ровенну не было. Пришлось стрелять своих. Мой фильм запретят, точно запретят, когда все вскроется.

Я вздохнула.

– Это очень в твоем духе – переживать из-за посредственного фильма, когда мы сами оказались в водовороте таких событий.

– Но этот посредственный фильм – мой лучший, – возразил Науэль.

Я не стала препираться с ним. Я рассматривала знакомые улицы, и они казались мне призрачными, словно уже были поглощены прошлым. Вероятно, это наш последний визит в Льед. Хотя я родилась в этом городе, тоски от мысли о расставании с ним я не чувствовала. Науэль же нахохлился, притихнув.

– Ты расстроен?

– Просто слегка выбит из душевного равновесия. Здесь было много хорошего и еще больше плохого, но я всегда ощущал себя на своем месте, хотя Дьобулус настаивал, что токсичная среда Льеда оказывает на меня разрушительное воздействие.

– То есть ты расстроен, – констатировала я.

– Наверное, – согласился Науэль, и это был прогресс. – Дальше я поведу. Я знаю путь.

Мы добрались до белых улиц и свернули к шикарному парку за витой оградой.

– Нам в парк? – удивилась я.

– В усадьбу. Ровеннцы любят окружать себя природой.

Те ровеннцы, которые могли позволить себе окружить себя природой (и это в центре Льеда, где толстосумы устраивают аукцион за каждый метр!), также были вынуждены окружить себя телохранителями. После до нелепости церемонного приветствия с шестью высоченными ровеннскими охранниками мы проехали в зеленое нутро парка. Далее мы вышли из машины и направились по расчищенной от снега аллее. Я рассматривала статуи и фонтаны, и от избыточной роскоши у меня сводило скулы. Сам дом был больше обиталища Дьобулуса в несколько раз, и стены его были белы, как снег.

– Никогда не понимала тягу к избыточным пространствам. Вот прикольно – умереть от голода, заблудившись в собственном доме. Этот приятель Дьобулуса… чем он занимается? Умоляю тебя, скажи, что он сделал миллионы на продаже нейлоновых колготок.

– Он мафиози, Анна, – спокойно объяснил Науэль. – Честным путем ни одному ровеннцу в этой стране столько денег не заработать.

– Почему?

– Потому что в торговле они не сильны, а организация и скупка любых сколько-то значимых предприятий для любого лица с ровеннским гражданством запрещена.

– Почему? – повторила я.

– Настойчивость, с которой они гребут под себя, не осталась незамеченной правительством. Даже прожив в Роане много лет, ровеннцы помнят свою страну и всегда действуют в ее интересах – что обычно оказывается в ущерб интересам Роаны. Недавно было громкое дело, когда просекли попытку выкупить крупный сталелитейный завод через подставных лиц. Полагаю, высказывания некоторых наших политиков о стремлении ровеннцев установить в Роане максимальный производственный и технологический контроль имеют под собой основания.

– Зачем им подавлять нас?

– Господство обеспечит им безопасность. Мы рядом, активно развиваемся и в целом недружелюбны – и поэтому первые в их черном списке. Ходят слухи, что на нашей стороне идет разработка особо хитрожопого оружия. Если причина погрызть ногти. А с тех пор, как на престол взошел Деметриус, ситуация несколько усугубилась.

– Он сам настоящее национальное бедствие.

– Определенно.

– Думаешь, Ровенна хочет завоевать нас?

– Уверен, что нет. Ее один пасынок уже утомил безмерно – в Кшаане вечно что-то взрывают. Двух ей не осилить. Скорее, она хотела бы прижать нас, сделать… немного более аграрными, что ли.

– Понятно. Интриги, махинации… в итоге все хороши.

– Это политика, Аннаделла.

– Почему нельзя просто поддерживать мирное сосуществование?

– Помню, ты с мужем прекрасно поддерживала мирное сосуществование. Ладно, пошли, – Науэль взял меня за руку.

За белой дверью нас встретила типичная ровеннская девушка – с мягким акцентом, длинной косой и непроницаемыми кошачьими глазами. Она была одета в черную юбку до пола и блузку с нежной вышивкой у ворота. Приветствуя нас, девушка сцепила руки, обхватив себя за запястья, и поклонилась. На всякий случай я поклонилась тоже.

– Приветствую вас в доме господина Мадеруша. Меня зовут Альвиана, я управляющая. Я покажу вам, где вы сможете расположиться. К сожалению, господин Мадеруш в данное время в отъезде, но я обязуюсь обеспечить вам максимальный комфорт, – ее улыбка никак не затронула взгляда, безмятежного, как небо в ясный осенний день.

У меня возникло ощущение, что разденься мы и начни перед ней танцевать, выражение ее лица не изменится.

– Ровеннки все такие невозмутимые? – спросила я после того, как нас проводили в комнату.

– Нет, это просто национальный этикет. Эта Альви в личной жизни может быть той еще оторвой. Видела бы ты, как моя сестра орет на своего секретаря. Уже бы трахнула его и успокоилась.

Трахнула бы и успокоилась. Я кивнула, рассматривая обстановку. Здесь все было белым и бежевым, и таким чистым, что я в моей дорожной одежде даже не решилась сесть. Картины с видами моря понравились мне больше, чем пафосные статуи в парке.

– Я в душ, – Науэль просто побросал вещи на пол и скрылся.

Я все-таки присела на край кресла и только тогда осознала, что нас привели в комнату на двоих с единственной кроватью. В пути нам приходилось делить единое пространство – хотя бы из соображений безопасности. Но в этом надежно защищенном доме ничто не мешало нам разместиться в отдельных комнатах – странно, что Науэль не озвучил эту мысль. Разве не должна была управляющая уточнить наши предпочтения? С другой стороны, мы здесь по настоянию Дьобулуса, и он наверняка проинструктировал ее заранее. Я снова посмотрела на кровать. Она была огромная. Дьобулус не мог дать мне больший намек.