Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Янис будет в бешенстве, что его так оформили, но это смешно, я признаю.

Мне было не смешно и как будто бы даже немного страшновато.

– Чего встали? – набросилась на нас подлетевшая официантка. – Здесь вам не кинозал на халяву. Либо делайте заказ, либо уходите.

– Да отъебись ты, – бросил Науэль, даже не посмотрев в ее сторону.

Девушка напружинилась, готовясь к скандалу (она была из простых да закаленных, все, как полагается – осветленные, собранные в короткий хвостик волосы; красная помада; раздолбанные кроссовки, резко дисгармонирующие с бежевой форменной юбчонкой). А потом вдруг прищурила глаза и отступила на шаг, пристально рассматривая Науэля. Я вцепилась в него бульдожьей хваткой и таки выволокла на улицу. Сквозь скрип двери я слышала язвительный женский голос из телевизора: «Милашка, красавчик, этого не отнять. Сколько угодно можно его прощать и оправдывать, пока сама не получишь от него по башке, да так, что…»

– Науэль, – я уперла руки в бока.

Он все еще смеялся.

– Чем ты опять недовольна?

– Без этого «отъебись» никак нельзя было?

– Да эти записи трехсотлетней давности! Я неподсуден в связи с истечением срока давности.

– Я не о том, что услышала по ящику.

– Хм?

– Ты только что послал официантку!

Науэль округлил глаза, едва не касаясь ресницами бровей.

– Там была официантка?

– Какой ужас! – воскликнула я. – Бездумное, доведенное до автоматизма, хамство!

– А что, я должен обращать внимание на каждую официантку? Их сотни тысяч!

– Она была в секунде от того, чтобы вспомнить, где видела эту нахальную морду раньше… Знаешь что, перестань хамить! И тебя точно никто не узнает!

– Правда? – оживился Науэль.

– Не сомневаюсь, – буркнула я.

Официантки не были ему интересны, но когда мимо прошел стройный парень в короткой красной куртке и джинсах, Науэль так и вцепился в него оценивающим взглядом.

– Что? – обернувшись, с раздражением спросил парень.

– Что? – с ухмылкой повторил за ним Науэль.

– Что? – огрызнулся парень, задирая подбородок.

– Не приставай к людям, – прошипела я и нервно улыбнулась парню. – Все в порядке, идите дальше, пожалуйста.

– Клевые джинсики! – крикнул Науэль как будто мне назло.

Парень матернулся и ускорил шаг.

– Клевый зад! – завопил Науэль, еще громче прежнего.

Я зажмурилась.

– Смотри-ка, он побежал, – сказал Науэль. – Какой нервный. Эй, почему снова такое лицо? Слушай, это не дело. То я обращаю на людей недостаточно внимания, то слишком много. Скажи мне точную дозировку.

– Да зачем тебе меня спрашивать! Ты сам знаешь, как сделать всё, чтобы тебя не смогли не заметить! Ведешь себя как чокнутый!

– Это не я чокнутый, – немедленно возразил Науэль. – Это ты психованная, тормознутая, нудящая зануда.

– Что? – оскорбилась я. – Я психованная? Ты бы видел… видел хотя бы свои танцы!

– Я их видел, – спокойно сказал Науэль. – По телеку. Обычно их сопровождает комментарий: «Посмотрите-ка, что наш мальчик опять вытворяет».

Я мучительно застонала.

– Правда, ты слишком цепляешься ко всему, – сказал Науэль. – И перестань озираться.

– Такое ощущение, что уже весь город осведомлен о нашем присутствии. Дело не только в том, что я зануда. Я беспокоюсь о тебе, нас обоих.

– Что тебя реально беспокоит – я выставляю себя дураком, а ты, находясь рядом со мной, сама выглядишь как идиотка, и это наблюдают официантка и какие-то прохожие, чье мнение для тебя, конечно, является решающим.

– Мы в бегах! Мы не должны светиться!

– Ну да, этот мальчик уже зачитывает кшаанцам номер своего счета, чтобы они перевели ему плату за ценные сведения. Шпионов и преследователей вокруг – толпы, – Науэль широко расставил руки.

Как раз в этот момент вокруг не было ни души. Мрачноватая длинная улица. Только ветер гонял с места на место шуршащие конфетные обертки.

– Но нельзя же вести себя так ненормально, – все еще слабо сопротивлялась я.

– Почему нет?

Я не нашлась с ответом. Он всегда легко побеждает меня. Это раздражает. Нет, доводит до бешенства.

– Это мое гребаное право, – произнес Науэль, надавливая на слова.

– Ты слушаешь отвратительную музыку! – закричала я, уже не зная, чем зацепить его.

Науэль выставил вперед ладони, отгораживаясь от меня.

– Давай не будем кричать друг на друга. Сначала я выскажусь, потом ты.

Я обреченно кивнула.

– Предпочитаемая мною музыка может быть сколь угодно бездарной, но это мое право ее слушать. Также как и танцевать на улицах. И приставать к парням. И не быть любезным, если мне не хочется. Не станет неожиданностью, если за мои проделки кто-нибудь даст мне по шее, однако твои нравоучения я выслушивать не обязан, и тем более не обязан тебе подчиняться. У тебя, в свою очередь, есть право жить так, как ты живешь – словно за тобой все время наблюдает огромный осуждающий глаз; постоянно сравнивая себя с шаблоном хорошей девочки, которой и в природе не существует. Твое дело. У тебя, разумеется, есть право иметь мнение обо мне, а у меня есть право плевать на твое мнение, ясно?

– Ясно, – я сжала губы.

Науэль изящным движением заправил прядь волос за ухо.

– Мне тоже в тебе многое не нравится, но я же не указываю на это каждые три минуты, – сказал он почти примирительно. – Просто мы совсем разные. И наше основное различие, Аннаделла: я веду себя так, как я себя веду, как мне хочется, а ты пытаешься угодить какому-то абстрактному сгустку приличий, правил и я не знаю чего еще.

– А ты не ведешь себя как ты. Ты ведешь себя как наркоман, как псих, как испорченный маленький мальчик.

Науэль осклабился.

– Я и то, и другое, и третье.

Я была рассержена, но огонь, разгоревшийся во мне, скорее леденил, чем обжигал.

– Ввязался в скверную историю и вместо того, чтобы драпать, как все нормальные люди в таких случаях делают, глотаешь таблетки горстями и слоняешься по округе, раздуваясь от самомнения и убежденности, что ты сможешь во всем разобраться! А это не вечеринка с загадками, идиот, тебя и грохнуть могут!

– Я не идиот, Анна, – сказал Науэль тихо. – Мне просто все равно, что я получу в итоге – бесплатный коктейль или пулю в лоб. Для меня это всё как раз таки вечеринка, и мне достаточно весело, чтобы немного подзадержаться, но и не настолько, чтобы жалеть, когда настанет время уходить. По правде, главное, что меня напрягает – это твое присутствие. Тебя здесь быть не должно, ты не соответствуешь обстановке, и неудивительно, что ты недовольна. Но эта роль вечно пилящей жены, что ты приняла на себя, вызывает у меня недоумение. Неужели ты забыла о том, что я дал тебе понять с самого начала, и что ты хорошо помнила все эти годы: мы сами по себе. Даже когда мы вместе, ты – сама по себе, я – сам по себе. Просто иногда мы идем рядом.