Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Науэль почесал мокрый затылок.

– Охренеть можно. Этот договор пятивековой давности.

– Ну, вообще-то, трехсотлетней, если вспомнить программу средней школы, – заметил Эрель.

Вопреки обыкновению, Науэль не надулся, когда его обличили в невежественности.

– Да пусть так. Вот в те времена бы и протестовали.

– Типа был шантаж и все такое. Выбор между эпической ссорой или затхлым миром, как-то так. Типа Гардата был суров и нам стало страшно. Ровеннцы в ответ на претензии ответили «идите вы в жопу», только знаешь, в таких дипломатических выражениях, чтобы было вежливо, и с пояснениями, что землю они тогда не отбирали, а возвращали, а перенаселенность Роаны не является для соседнего государства причиной отчуждать от себя часть территории.

– Ничего не знаю насчет первого, но второе звучит логично.

– В общем да. Я был удивлен столь прямому ответу. Ты же знаешь этих ровеннцев – вечно льют воду потоками, все кристально прозрачно, но ноль питательной ценности. Их новый правитель вообще демонстрирует удивительную прямолинейность. Так ли это хорошо для политика? Не уверен. Короче, наш безмозглый приятель Хвост в компании соответствующе идейно настроенных умалишенных уже ходил в студенческое общежитие для иностранцев бить ровеннских студентов.

– При чем тут ровеннские студенты?

Эрель, уже совсем отвлекшись от дел, присел на подлокотник кресла, вытянув длинные ноги.

– Все к той же перенаселенности. У нас их тысячи, потому что по сравнению с Роаной, Ровенна… она просто аграрна. За тот год, что я выдержал в университете, я чуть ровеннский язык не выучил. Но лично у меня нет к ним претензий. Ребята как ребята, только тормоза и вечно не от мира сего. Хвост рассуждает, что вот, занимая места в наших учебных заведениях, они лишают роанцев возможности получить высшее образование. А я не вижу здесь напряга – вступительные экзамены это отбор, кому хватило терпения вызубрить десять тонн всякой мудотени, тот и прошел. Вполне справедливо. Если упорство – их национальная черта, то что, вешать их за это?

– Ну да, стремает.

– Хвост рассуждает так, что ровеннцы тихушники и хапуги. Наезжают сюда, учатся, работают, и как только усвоят информацию и технологии, тащат к себе. Ну прямо нападение белок из соседнего леса. Он готов был лично пришибить тех двух ровеннских то ли врачей, то ли химиков, не помню фамилий, которые за бешеные деньги продали нам информацию о каком-то стимуляторе, от которого быстро растут какие-то там клетки.

– Микалауш и Николус, нет у ровеннцев никаких фамилий. И не какие-то там клетки, а стволовые, – Науэль, скорее всего, узнал об этом от Эрве.

– Ну да, – согласился Эрель. – Вроде того. Хвост сокрушается, что это так оскорбительно, ведь оба получили роанское образование, за основу взяли открытие роанского врача, а потом затеяли торги. Типа, вот вам ровеннская благодарность. Он распинался в таком духе долго, а я так и не понял, в чем дело. Если я учился парикмахерскому искусству в этой стране, то что, я должен стричь всех роанцев бесплатно? Да в чем дело вообще? Как будто мы, роанцы, сами только и думаем, что о ровеннском благе, что за бред. Теперь в правительстве пытаются протащить квоту касательно ровеннских студентов, с отчислением всех не вместившихся, на что студенты уже накатали заяву о дискриминации и собрали двадцать тысяч подписей за неделю.

– Ты так и не сказал, чем закончился набег Хвоста на общежитие.

– Он отказался предоставить отчет.

– Понятно, – ухмыльнулся Науэль. – Неудачники.

– Сколько помню Льед, в нем всегда было тесно. Но почему-то еще десять лет назад проблема перенаселения никого не занимала. А сейчас вдруг осознали острую необходимость вводить визовый режим со стороны ровеннской границы. А потом, почему именно ровеннцы? Поглядите на кшаанцев. Их еще больше, чем ровеннцев, но они даже учиться не желают, занимаясь невесть чем. Я высказал свои аргументы Хвосту, и, Эль, ты бы видел, как он заизвивался, точно змея на сковороде. А как возопил – я не нахожу достойного сравнения.

– Да, он может быть серьезной угрозой для слуха.

– Я узнал о себе много нового. Я не патриот, я готов отдать свою страну на разграбление, я, «вы все» – слышишь, Эль, тебя он тоже оскорбил – мы просто группка апатичных придурков, сто лет варящихся в собственном соку и боящихся носы из клубов высунуть. Приехали. Я не могу сказать, что очарован Роаной в целом, но я определенно испытываю привязанность к Льеду. Только это вовсе не означает, что я должен соглашаться и участвовать во всем бреде, что здесь происходит. У меня есть работа, которую я обожаю и которую делаю хорошо, любимый человек, квартира в центре города и даже немножко уважения, которого я кровью и потом добился от этих тварей с белых улиц, как бы они ни презирали меня поначалу. Всю жизнь я вкалывал как проклятый, чтобы выбиться в люди, а теперь я, оказывается, ничтожный предатель своей страны, если не бегу колошматить каких-то первокурсников, на десять лет и целую жизнь меня младше. Да с каких это пор какое-то жалкое отребье, которое уже не знает, за чей счет самоутвердиться, формулирует национальные идеи, и почему я, человек, который с двенадцати лет решает самостоятельно, что правильно и что должно, обязан их разделять? – Эрель ударил себя кулаком по коленке. Браслеты звякнули.

– Вот тебя зацепило, – протянул Науэль.

– Не то слово. Как вообще он мог ввязаться в эту мерзость? Как может человек, которому много раз пересчитывали зубы ни за что, знающий всю боль подобных нападок, потом сам точно таким же образом набрасываться на кого-то? Да никто из наших не должен это поддерживать. Это же как переход на другую сторону, ну, ты понимаешь. На протяжении всего моего с ним разговора я мечтал, чтобы этот глупый маленький мальчик вместе с его огромными суждениями попался тебе. У тебя хорошо получается выбивать из людей дерьмо. Только я задумался, не приложить ли его головой о стойку, как он сообщает мне страшно глубокомысленным тоном: «И вообще, их Деметриус – пидор», от чего я сам едва не приложился, так меня согнуло от смеха. Я и говорю: «Прямо как ты. Только вот выглядит он гораздо лучше». Хвост счел себя оскорбленным и пообещал, что как разберется с ровеннцами, так и до меня доберется, а я ответил, что если он до сортира сумеет добраться самостоятельно, и то будет счастье. Короче, отлично побеседовали, но с тех пор я страшно заморочен на национальной ситуации. Чую войну.

– Думаешь, все настолько хуёво?

– Уже сам факт того, что эта заварушка добралась до наших… К тому же пару дней назад объявился новый повод для конфликта.

– Что еще?

– В ровеннской столице, Торикине, задержали роанского дипломата, обвинив в шпионаже. Наше правительство потребовало его выдачи, Ровенна отказала. Они планируют судить его на своей территории и по своим законам. Если вспомнить, что головы у них рубят частенько, пахнет скандалом.