Василий Боярков - Только не в этот раз

– Проходите, Николай Селиверстович, не стесняйтесь: вас здесь никто не обидит. Мы просто зададим Вам несколько интересующих нас вопросов. Обещаю, что без Вашего защитника, мы никаких документов оформлять не возьмемся.

– Ну, что же, пойдемте, – презрительно ухмыльнулся преступник, – посмотрим, что у вас там за вопросы?

Оказавшись у себя в привычных пенатах, Роман словно преобразился. Из вежливого, уравновешенного человека он в один миг превратился в разгневанного, метающего глазами «молнии», безжалостного сотрудника правоохранительных органов, служившего во времена тридцатых-сороковых годов прошлого века, перед которым вдруг оказался враг трудового народа. Как и в былые, незапамятные времена с него требовалось в кратчайшие сроки получить признание опаснейшего преступника. Различие состояло лишь в том, что тогда можно было применять любые доступные методы, сейчас же каждое неосторожное действие могло привести в тюрьму самого полицейского, а отнюдь не преступника. Киров не даром заслужил себе прозвище Костолома, потому что редко с кем позволял себе церемониться, всеми силами стараясь вывести подозреваемого на откровенный, «душещипательный» разговор.

Именно так старший оперуполномоченный хотел поступить и в этом, ничем не отличающимся от других, случае. Перейдя сразу на «Ты», он, бешено вращая глазами, жестко обратился к Раскатову:

– Так, значит, ты и есть так называемый «папа» Коля! Очень любишь над беззащитными девушками глумиться!? Забиваешь их до полусмерти, а потом заставляешь своих «шестерок» убивать невинных жертв, а трупы закапывать!? Это твое любимое развлечение!?

– Ты чего, Костолом, так рьяно распетушился? – резко «оборвал» сыщика Николай Селиверстович, ухмыляясь зловредной улыбкой. – Или уже с кавказцами смог расплатиться? Ашер тебя уже спустил с денежного крючка или до сих пор продолжает удерживать? А может ты решил и мне задолжать?

Еле сдержавшись, чтобы не съездить бандита по «морде», Киров сначала покраснел, а потом побелел от душившей его яростной злости. Крепко сжав челюсти и мощно водя желваками, он встал со своего места, почти вплотную приблизив свое лицо к физиономии не менее отчаянного преступника и, сравниваясь в этот момент со львом, прорычал сквозь крепко сжатые зубы:

– Лично тебя, «мерзость», мои проблемы никак не касаются. Я совершенно не против того, чтобы стать еще и твоим кредитором. Только в этом случае я тебе скажу таким образом: ты еще «херово подстрижен», чтобы открыто переть против меня. Такую «гниду», как ты, мне раздавить – что тебе сплюнуть.

Два эти сильные внутренним духом – где каждый по своему считался отважным – человека с ненавистью смотрели друг другу в глаза, и никто из них не смел отвести в сторону взгляда. Это соревнование (кто кого пересмотрит) продолжалось не менее трех минут. Ни один не хотел уступать. Наконец, желая прервать это бесполезное переглядывание и имея намерение выручить опытного майора из этой неловкой, созданной им самим ситуации, Бирюков решил вмешаться, задавая бандиту наводящий вопрос:

– Скажите, пожалуйста, Николай Селиверстович: знаком ли Вам некто, называющийся Кафтановым Алексеем Германовичем?

Волей-неволей Раскатову пришлось посмотреть на сотрудника пусть и молодого, но задавшему ему вопрос, который требовал немедленного ответа и который наиболее соответствовавал сути интересующего оперативников дела:

– Конечно, я его знаю (отрицать знакомство было бессмысленно, так как этот молодой человек не раз появлялся вместе с преступником). За небольшую, оговоренную с ним плату, он выполнял у меня некоторые малозначительные «посылки».

– Типа, «убрать» за тобой? – вновь посчитал необходимым вмешаться опытный сыщик. – Ты совершаешь преступления, а он заметает следы… не так ли?

– Ты хоть что-нибудь из своих наглых слов доказать-то сумеешь? – злорадно съязвил преступник, бесцеремонно усаживаясь на стоящий возле стола младшего лейтенанта стул и закидывая ногу на ногу.

– Разумеется, – гневно отвечал сыщик, потирая свои руки так, будто разминал их перед предстоящим ему рукопашным боем, – и нам даже не потребуется знакомить твою гнусную «рожу» с нашим намордником (предполагая в данном случае предохранительный противогаз, о чем «папа» Коля, в силу своей давней преступной жизни, был неплохо осведомлен). У нас есть допрос Кафтанова, где черным по белому расписаны все твои бесславные «подвиги».

– Могу ли я ознакомиться с тем, что он там «понарассказывал»? – поинтересовался бандит, чувствуя себя в этой ситуации тем не менее совершенно непринужденно.

– Не сомневайся, – вместо ответа «выложил» ему грубость бывалый оперативник, – там столько всего «нарисовано», что тебя уже сейчас смело можно в клетку сажать. Как тебе, Коля, такой вот «расклад»?

– Ты никак, «Костолом», ополоумел совсем, – сморщив лицо в презрительной и вместе с тем беспечной ухмылке и всем своим видом показывая, что он не из тех людей, на которых можно – вот так просто – наехать, и он уже все – сразу «поплыл», Раскатов попытался таким не очень обычным образом выразить свое отношение ко всему, что здесь сейчас происходит, – я скажу лишь одно: все что там «напел» этот малолетний «ублюдок» – это голимая чушь и отвратительная «брехня»! Если же ему хватило смелости обвинять меня в том, что я якобы отдал ему приказ кого-то там убивать, что ж я согласен – у вас это является доказательством, хотя и довольно хлипким. В то же самое время я являюсь гражданином России и имею кое-какие права, предоставляющие мне защиту. Так, к чему это я? А только к тому, что поскольку, кроме этой «херни» у вас на меня больше ничего не имеется, я настаиваю на том, что раз так случилось, то пусть он в таком случае скажет мне свои обвинения прямо в глаза. Как говорит мой адвокат, – а я ему доверяю! – допрос одного человека, в корне расходящийся с показаниями другого, может стать доказательством только после подкрепления его проведением очной ставки. Так обеспечьте нам ее, как положено по закону, а там уже и посмотрим, сможете ли вы мне что-нибудь доказать.

– Ничего я тебе, «гнида», устраивать не собираюсь, – подойдя к бандиту вплотную и забрызгивая его слюной, скрипящим голосом проговорил офицер, – у меня и так хватит всех полномочий, чтобы оформить твое задержание. Окажешься в СИЗО, посидишь ночку в «пресс-хате», а с утра сам запросишься ко мне на беседу, желая искренним образом покаяться во всех своих злодеяниях. Сделаешь ты это прекрасно осознавая, что следующая ночь для тебе, как для мужика, будет последней.

– Ты меня не пугай, Костолом, – вставая с занятого им места и вновь становясь напротив беспардонного сыщика, доподлинно повторяя его необычный «фокус» с обильно выделяющийся слюной и не забывая придавать голосу жесткие нотки, гневным голосом «прогремел» преступник Раскатов, – я пуганный. У меня уже на зону три «ходки» было, так что все ваши методы мне отлично известны. «Пресс-хата» – значит «пресс-хата». Только ты, «герой», после этого можешь собираться «реально» либо на кладбище, либо на зону. Я тебя не боюсь. Не таких еще повидал.