Василий Боярков - Секретное логово смерти

Здесь девушка ненадолго замолчала, словно пытаясь собраться с дальнейшими мыслями, и, чтобы подтолкнуть ее к этому, вмешался генерал-лейтенант:

– Что было дальше? Почему тот день ты считаешь таким роковым?

– Я быстро добралась до заранее отмеченного в лесу места, мне хорошо к тому же известного, – вернулась Горелова к рассказу после непродолжительного затишья, перестав к этому моменту трястись и постепенно обретя душевное равновесия, отчетливо себя уяснив, что конкретно эти люди не имеют в отношении никаких недружелюбных намерений, – и погрузилась в привычное собирательство, захватив в этот раз не два ведра, как делаю это обычно, а сразу четыре. Последнюю тару я набирала уже при свете фонарика, но вот наконец все было заполнено и можно было двигаться в обратное направление. Но вдруг! Как будто бы откуда-то с того света, раздался неприятный, пугающий звук, напоминающий хруст ломаемых веток, какой происходит под ногами, обутыми в тяжелых ботинках, – их было несколько, они было очень отчетливыми, словно находились уже где-то поблизости, и мне невольно стало очень и очень страшно. Да, я настолько увлеклась своим занятием, направленным на получение легкой прибыли, что совсем выпустила из своего внимания окружающую меня обстановку – и очень напрасно! Где же мне неразумной девчонке было знать, что за мной наблюдают с самого моего вхождения в лес и что на меня организована самая какая ни на есть безжалостная охота?! Ну, да я отвлеклась… шаги же слышались все ближе и ближе, и вот в конечном итоге на полянку, один за другим, стали поочередно выходить десять, а может и больше, здоровенных мужчин, явственно не желавших мне ничего более-менее доброго, что можно было уже судить по их страшным, озлобленным «рожам», многочисленному вооружению и враждебным намерениям. Я – даже не сомневайтесь! – попыталась кричать, но тут же получила твердым ботинком в лицо, и почти сразу же на меня посыпались нескончаемые, бесчисленные удары. – И тут Эльвира вновь замолчала.

– А дальше?.. Что было дальше? – поинтересовался Василий Владимирович, по мере пересказа душещипательной истории волнуясь все больше, словно бы что-то еще могло воскресить его сына либо же – что ничуть не менее вероятнее – хотя бы раскрыть все страшные подробности его гибели.

– Можно мне еще выпить немножечко алкоголя? – неожиданно попросила рассказчица, будто бы без спиртного она не смогла бы продолжить свою тяжелую и крайне мрачную повесть.

– Но у нас больше ничего нет, – резонно заметил Нежданов, отлично осведомленный, что у генерала только одна небольшая фляжка, носимая им с собой, ну, так, как говорят на Руси, на крайний пожарный случай.

– Я понимаю, – кивнула Эльвира измочаленной головой в сторону салона американского внедорожника, в багажнике которого она, плененная, вынуждена была ехать, – но в то же время надеюсь, что вы позволите мне отхлебнуть из бутылки, что пили эти «мерзавцы», пока, довольные, ехали; да и… я не исключаю такой возможности, что она у них не одна, так как всю дорогу они пели и веселись, потому-то, наверное, вы с ними так легко и разделались, ведь они практически все были пьяные, ведь бухать начали еще засветло, задолго до того момента, прежде чем начали выдвигаться со своего тайного, как они сами называли, охотничьего хозяйства.

Повинуясь вполне обычному, нормальному, состраданию, Олег прошел в указанном направлении и, действительно, нашел в передней части салона початую бутылку водки, брошенную в спешке на пол и до половины вылившуюся на дно. Тем не менее в ней еще сохранялось около двухсот грамм горячительной жидкости, что совершенно устроило освобожденную девушку, едва не обезумевшую за период своего пленения от ужасных переживаний, жестокого обращения и кошмарного страха, соответственно случаю, теперь предвкушавшую скорую алкогольную эйфорию, способную хотя бы частично сгладить внутренние волнения. Отхлебнув разом половину всего того, что имелось в предоставленной емкости, Горелова стала медленно «заливаться» краской, лишний раз подтверждая, что постепенно возвращается к нормальному восприятию жизни, – сковывавший ее сознание ужас все более уходил и можно было продолжить свое повествование дальше.

– От сыпавшихся на меня со всех сторон беспощадных побоев я в конечном итоге потеряла сознание, – вернулась выжившая к прерванному рассказу, передавая следующую часть уже заплетавшимся языком, – и что было потом – мне сказать трудно; но я возьмусь предположить, что в последующем меня перевозили вот точно таким же образом, ну, или как-то похоже. Очнулась же я в полутемном трюме какого-то катера, где по реву мотора и рассекаемым волнам смогла, без сомнений, определить, что нас перевозят по водной поверхности – почему нас? – здесь все объясняется просто, потому что едва лишь я открыла глаза, как тут же смогла определить, что отнюдь не одна стала заложницей столь странной и небывалой ранее ситуации – со мной находилось также еще двое мужчин различного возраста, где первый выглядел лет на тридцать, а второму было где-то за сорок, – как и я, не смевших похвастаться значительный социальным статусом и общественным положением. По пути мы делали еще две остановки и к нам присоединились еще пятидесятилетний мужик и тридцатипятилетняя женщина; все они, в том числе и те, что находились в заложниках ситуации до меня, были приведены в примерно такое же состояние, что и я…

– Постой, – вдруг прервал Эльвиру генерал-лейтенант, которому не давала покоя назойливая и очевидная мысль, – а молодые парень и девушка, Илья и Кристина, – их с Вами не было?

– Нет, – простодушно пояснила освобожденная военными мученица, допивая остатки горячительной жидкости и начиная терять контроль над своими телодвижениями, – только те, про кого я сказала – возможно, они были в какой-нибудь другой раз?

– Не похоже, – разочаровано провозгласил Востриков, отчетливо передавая выражением нахмуренного лица, что последующий рассказ ему, в принципе, перестал быть столь интересен, нежели это было чуть ранее, но все же он нашел в себе силы соблюсти все принятые в таких случаях правила и предложил Гореловой продолжать, – но что было потом?

– В дальнейшем нас перевезли в какую-то лесистую местность, где была оборудована специальная охотничья заимка, как впоследствии оказалось, используемая совсем не для отлова животных, где, накормив и дав выпить немного вина, нас как бы отпустили на волю, но это было совершенно не так – а как? – то мы поняли буквально в течении часа, когда услышали позади себя шум приближавшихся квадр-циклов и громкие разговоры наших преследователей; все было более или менее очевидно: на нас организовали настоящую людскую охоту и мы были выбраны в качестве предполагаемых жертв. Я не буду рассказывать, как я, осознав свою незавидное, больше сказать, печальное положение, побежала вперед, не разбирая дороги и выпучив «бельмы», как я потом отделилась от остальных, как под конец совсем заблудилась и оказалась в каком-то болоте, где нельзя было шагу ступить, чтобы не подвернуть себя страшной опасности, и как я в окончании своих злоключений застыла на одном месте, не смея двигаться ни вперед ни назад; скажу лишь, что я попалась, но меня почему-то, по неведомым мне причинам, убивать сразу не стали, а, напротив, вернули обратно в лагерь, где на земле уже лежали мертвые тела, назовем их как моих товарищей по несчастью – всех четверых. Старший этой лесной банды, здоровенный бугай, – не приведи Господь его еще раз увидеть! – отдал приказание своим, как следовало понимать, подчиненным, и они утащили покойников в лесную чащу, но не так уж и далеко – что было слышно из их разговоров и шума, совершаемого при характерном раскапывании земли – и там же похоронили. Когда они вернулись, так называемый командир велел меня загружать в багажник одной из машин – не вызывает сомнений, что они приготовили мне какую-то иную, но не менее ужасную участь – мы тронулись, а что было в последующем – это, думаю, вы уже знаете.