Сергей Пузырев - Приют последней надежды

Даже при условии плохого освещения и зрения я смог различить начерченную на ней надпись. Г. Рэд.

Генри…

Не Артур.

Как я мог забыть об этом? Это же должно быть важно! Что за мозг у меня? Почему абсолютно стерильная, не несущая никакого смысла встреча с Амелией смогла перекрыть в моей память этот факт?

Я еще раз тяжело вздохнул, поставил табличку на место и вернулся к осмотру сфинкса.

Значит, его сюда доставил Генри Рэд. Конечно, это может быть еще один Рэд, просто однофамилец, как я ранее заявил Кардиналу, но в контексте пансионата это выглядело бы неправдоподобным совпадением. Этот Генри Рэд самый, что ни на есть настоящий Генри Рэд, брат Артура Рэда, офицер Британской армии и, …

Убийца.

…если верить истории из описания героя, погиб в кораблекрушении вместе с Элизабет. Как такое может быть? Да очень просто. Описание – полнейшая ложь от начала и до конца. Есть в нем хоть толика правды?

Да.

Я обошел сфинкса.

Сейчас для меня сквозняк ощущался явственней, но я никак не мог понять, где его источник. Через что он пробивается в библиотеку. Мне нужна была щель или хотя бы трещина, что-то, что указало бы на потайной проход.

Почему я решил, что он тут обязательно должен быть?

Ну, тому есть несколько причин. Первая – это было бы очевидно. Мир, в который я попал, является компьютерной игрой с кучей наборов жанров (мистика, детектив, триллер, наверное, драма и, если поразмыслить, то вполне найдется еще парочка) и соответствующих им клише. Где вы видели старый, мрачный, населенный призраками и убийцами особняк без потайных ходов? Очевидно, что без них никуда. Если с этим все понятно, то вопрос номер два: почему я уверен, что один из ходов находится здесь, в библиотеке? Что ж, и это вполне очевидно. Во всяком случае, для меня. Так уж повелось и сложилось, что любое упоминание в литературе или в фильмах сфинкса сопряжено с ролью хранителя или вернее даже стража, который становится препятствием на пути героя. Наверняка подоплеку этому стоит искать в мифах и легендах. Или вспомните хотя бы сфинкса, охраняющего посмертный покой фараонов в Гизе. Собственно, наличие сфинкса и стало для меня решающим фактором. Правда, так же я не исключаю, что все может быть иначе. Сквозняк окажется следствием старых стен, а сфинкс несет иное для меня послание.

Напоминание о прошлом.

Для чего он вообще его сюда притащил? И почему именно он? Не Артур. Оснований сомневаться в профессии Генри у меня нет. Я видел воспоминания Артура, Генри действительно являлся офицером Британской армии, а никак не египтологом. Записи в дневнике Артура это подтверждают. Так почему эта табличка (тут я оторвался от безуспешных поисков найти на теле сфинкса хоть какую-нибудь подсказку и посмотрел на стоящую в столпе лунного света табличку) пытается меня убедить в обратном.

Чем больше я узнаю об этой семье, тем меньше я понимаю, в чем суть моих поисков.

Какую тайну я должен раскрыть?

Почему Артур приехал в этот пансионат?

Потому что узнал, что брат присвоил его открытие? И мне нужно доказать это?

Но для чего было темнить с историей персонажа? Почему нельзя было сразу написать об этом?

Вопросы плодились в моей голове, поедая сами себя, приводя мой мозг в состояние полного раздрая. В висках вновь застучала пульсирующая боль, и я не знаю, чем бы кончилось дело, если бы тихий шорох платья не прервал мои раздумья.

Точно.

Элизабет.

Пусть с Генри не все так однозначно, но с ней-то все яснее ясного. Она мертва. И жаждет мести.

Все это время она находится рядом со мной, пытаясь показать мне истину, открытую лишь ей. Чем дольше я нахожусь в Приюте, тем четче я ощущаю ее. Порой мне удается услышать ее тихий шепот, обрывки сказанных фраз, но чаще остается довольствоваться лишь обжигающим дыханием, наполненным зловонием разлагающейся плоти. Если бы я только мог понимать ее лучше.

Готовый признать поражение, наклоняюсь вперед, опуская голову на холодное каменное изваяние.

– Все подсказки у вас на руках, Артур, – звучит в ушах голос Густава. – Вам остается лишь воспользоваться ими.

– Легче сказать, чем сделать, – разочарованно бормочу я себе под нос, разворачиваясь и сползая на пол.

Мне нужно подумать.

Какие подсказки есть у меня на руках? Не законченный дневник Артура, фигурка скарабея и ложная вкладка с биографией. Вот и все. Не так уж и густо, нужно сказать. Хотя еще была фотография из дневника, но и та пропала. Факт кражи может свидетельствовать о ее ценности, а может и не свидетельствовать ни о чем. Ее могли украсть по незнанию, или, чтобы специально запутать меня. Того же скарабея вор не тронул, хоть и подержал в своих липких ручонках. Как бы там ни было, но даже тем, что у меня есть, я не знаю, как распорядиться, так, что пропажа фотографии меня сейчас не сильно беспокоит.

И почему я вообще решил послушаться Густава? Мне же слабо верится, что он заинтересован в нашем спасении. Пусть Мисаки и чувствует обратное.

Все же прийти в библиотеку было глупой и необдуманной затеей. С чего я только решил, что сфинкс закрывает собой проход? Пол возле него абсолютно ровный: без ямок и потертостей. Я мог бы заметить это даже днем, но был увлечен игрой в детектива. А стоило лишь немного пораскинуть мозгами. Если бы сфинкс открывал скрытый от чужих глаз проход, то на полу с высокой долей вероятности остались бы следы при его перемещении. Разве что он взлетает вверх, но это было бы уже слишком.

В животе снова заурчало. Пока меня подогревал интерес, есть не очень-то и хотелось, но стоило ему потухнуть, как чувство голода вновь вернулось ко мне, притащив с собой друзей: усталость и головную боль. Я сидел в полнейшей тишине, и, не смотря на холод (откуда-то снизу пробивался сквозняк, продувавший мою спину насквозь) и голод, мои глаза начали медленно смыкаться. Разочарование от собственной глупости и бессилия лишь способствовали моему сонливому состоянию. Я не мог больше с этим бороться. Прошлое влекло меня к себе, желая открыться и показать еще одну часть себя.

Я откинулся назад, полностью подчинившись накатившей на меня истоме. Я слышал, как библиотека стала наполняться звуками, как пение птиц, журчание вод и шелест ветра бесцеремонно заполняли собой пространство, тесня одряхлевшую тишину обратно в дальние углы библиотеки. Какофония звуков нарастала. Женские и мужские голоса, звуки флейт и барабанов, шелест ветра и скрип песка под ногами вперемешку кружили надо мной, сталкиваясь и взрываясь, осыпая меня лишь тихим эхом минувших дней. Легкость наполнила мое тело. Прошлое готово меня поглотить.

Вставай!

Звонкий голос Элизабет и не менее звонкая пощечина приводят меня в чувство.