Виталий Конеев - Гнев Бога

Мария облегчённо вздохнула и покрепче вцепилась пальцами в одежду Иуды, оглянулась, торопливо размышляя, что делать дальше, как вдруг заметила высокого человека, который стоял от неё не более чем в пятидесяти локтях. Он прикрывал плащом лицо так, что видны были только глаза, внимательно смотрел в сторону девицы и Иуды.

Мария непроизвольным жестом рук закрыла от взгляда незнакомца ученика Иешуа и, испытывая в душе страх за него, вскочила на ноги и потащила Иуду прочь по улице. Незнакомец медленным шагом, словно прогуливаясь, пошёл следом за ними, с каждой секундой сокращая расстояние. И, как казалось перепуганной девице, он то и дело впивался взглядом в Иуду. Она ощущала исходящие от незнакомца ненависть, злобу и равнодушие. Когда он внезапно увеличил шаг и оказался рядом с Марией, то она с тихим визгом упала на колени, закрыла собой Иуду и умоляюще пролепетала:

– Не трогай его тело. Он мёртвый.

Незнакомец с рычанием зверя прыгнул вперёд, в мгновенье, преодолев то короткое расстояние, что отделяло его от Иуды и девицы…

Глава двадцать девятая

Ефрем и Захарий, отчаянно вырывая кошелёк с золотом друг у друга, вошли в дом. Сотник Антипатра Кондратий плетью и ударами ног погнал двоих старых знакомых по коридору и втолкнул в сумрачную комнату, где двое секарей, никого не видя, вновь стали бороться за кошелёк. Их кто-то не6громко окликнул. Они обернулись и в ужасе исторгли из себя вопли. Перед ними стоял глава иерусалимских секарей Манасия.

Ефрем и Захарий, дрожа ногами, опустились на пол и на коленах засеменили к своему господину, начали целовать его одежды, со стоном бормоча:

– Пощади, добрый, великодушный Манасия.

Тот давно забыл о двух секарях, забыл: ради чего оставил в Риме. И теперь, не понимая, почему они винятся перед ним, видя их страх и ужас, вернулся в кресло, сел рядом с Антипатром и расхохотался.

Ефрем и Захарий, визгливо смеясь, вскочили на ноги и, умильно глядя на Манасию, понимая, что он настроен к ним миролюбиво, немедленно вспомнили о кошельке. Один из них стал прятать его за пояс, а второй – вырывать.

– Эй, вы там! – добродушно сказал глава секарей.– Почему я должен вас пощадить?

Ефрем, зажимая кошелёк между ног, шепнут на ухо Захарию:

– Он всё позабыл…Да ты не суй руку в срамное место! Это совсем не то.

– Вижу, что не то, Ефрем, но лучше отдай подобру.

– Ага, накось. На чужое ты мастак.

И тогда Захарий, раздражённый тем, что приятель постоянно обманывал его, забыв всё на свете, нанёс Ефрему удар ниже пояса. Тот заревел и вцепился в Захария, и они оба, царапаясь и кусаясь, упали под ноги Антипатра и Манасии.

Сотник Кондратий с большим удовольствием охладил их плетью, и когда те затихли, тетрарх указал пальцем в угол.

– Встаньте туда.

Сегодня утром Антипатр встретил на горной дороге Манасию, который обратился к царю с просьбой принять его в свой караван. Антипатр с презрительной гримасой на лице, взирая сверху на просителя, громко сказал сотнику:

– Кондратий, передай ему, что он может занять место в конце моего отряда, но если он вздумает появиться перед моими глазами, гони его в шею.

И вот теперь, повелитель Галилеи, недовольный тем, что вынужден говорить с простолюдином, к тому же убийцей, брезгливо морщась, повернулся к нему.

– Я указал тебе на Иуду, которого ты преследовал в Риме и за которым следили эти два негодяя в течение многих лет.

Манасия неторопливым движением рук разглаживая складки на коленах складки туники, с трудом удерживался от торжествующей улыбки: вот когда он мог отомстить гордому царю за унижение!

– Я не помню этого человека.

Антипатр с трудом сдержал себя от яростного крика, глубоко вздохнул, снял с шеи длинную золотую цепь, протянул её Манасии, не глядя на него. Тот, раздувая ноздри и низко опустив голову, сосредоточенно осматривал тунику, а когда тетрарх бросил ему на колени цепь, он положил её на стол.

Антипатр, багровея лицом, сквозь зубы сказал:

– Ну, хорошо. Сам назови цену.

Манасия поднял голову и обратил на царя холодный, пронизывающий взгляд и, смеясь в душе, ответил:

– Что ты хочешь от меня, царь?

– Убей Иуду!

– Но за какой грех? Назови мне его, и я подумаю над твоими словами.

В голосе убийцы Антипатр услышал иронию. Он закрыл глаза и, сожалея, что неосмотрительно выдал свою тайну, о которой будет трубить вся Палестина, тихо и властно сказал:

– Пошёл вон, ничтожество и раб.

Манасия рывком поднялся из-за стола и, широко расставив ноги, исподлобья ненавидяще глянул на тетрарха.

– Я свободный человек. И надо мной только Бог. А вот ты, Антипа!– Секарий бешенным жестом ткнул пальцем в сторону Антипатра. – Всегда был рабом Рима! И едешь на поклон к прокуратору Иудеи и Самарии, который несколько лет назад сам был рабом и носил ошейник, как собака!

И Манасия, смеясь каркающим смехом, неторопливо покинул комнату, сделав знак секарям: следовать за ним.

Разгорячённый гневом и оскорблением, Манасия вышел на улицу и долго не мог успокоиться. Чудовищные планы мести распаляли его душу. Он расширенными глазами смотрел прямо перед собой и видел, как вонзал кинжал в сердце врага. Но вот Манасия заметил Ефрема и Захария, отрывисто, с угрозой спросил:

– В чём дело? Кто вы такие?

Захарий спрятался за спину Ефрема и толкнул его вперёд.

– Говори что-нибудь. Ты старший между нами.

– Мы теперь ученики Иешуа, – прошептал Ефрем.

Манасия, мутными глазами поводя вокруг и тщетно пытаясь вспомнить, что предлагал ему Антипатр, с трудом перевёл дыхание и сильно сжал плечи секарей.

– Ну-ну, говорите: зачем вы приходили к царю?

Те в изумлении переглянулись. Захарий вновь толкнул Ефрема.

– Отвечай. Манасия ждёт.

– Нас позвал Антипатр.

– И что?

– Я сказал Захарию: иди ты, а я постою рядом с Иешуа.

– А он кто такой?

– Учитель.

Манасия устало крякнул и ударил себя по бёдрам.

– И об этом вы должны были рассказать царю?

За спиной главы секарей приоткрылась дверь, и из тёмного коридора выглянула Иродиада. Она знаками дала понять Ефрему, чтобы он молчал об Иуде, и показала ему перстень.

Секарий тут же охотно сказал:

– Да –да.

– Что «да-да»? На каком языке ты говоришь?

– Не…не знаю,– испуганно пробормотал Ефрем

Манасия рассмеялся и, благодарный секарям за то, что они облегчили его страдания, обратился к Захарию:

– Ну, а ты что скажешь?

Тот, заметя в руках царицы два перстня, шумно выдохнул набранный в лёгкие для ответа воздух и закрыл рот. Манасия внимательно осмотрел плутоватые лица приятелей.

– Что-то вы растолстели и поглупели. Ну, ладно…На Пасху найдёте меня в Иерусалиме, а пока последите за учителем. Потом расскажите.