Виталий Конеев - Гнев Бога

И он ушёл, закутывая себя в длиннополый, широкий плащ.

Секари с тихим радостным визгом метнулись в ноги царицы и благоговейно приняли от неё заслуженную награду.

Молодая женщина, взволнованная тем, что Иуда где-то рядом, полная тяжёлых предчувствий, в страхе, что её бывший любовник забыл о ней, тогда как она безумно любила его – торопливо начала выталкивать Захария и Ефрема на улицу.

– Скорее найдите Иуду. С ним что-то случилось.

И мысленно увидела, что он держал в объятиях ту хорошенькую девочку, которая закрыла его покрывалом. И она в ужасе от того, что губы Иуды, которые пылко прикасались к её телу, в эту минуту готовы были предать её, Иродиаду – остановила секариев. Сорвала другие перстни с пальцев, протянула их Захарию и Ефрему.

– Возьмите и сделайте так, чтобы ваш господин никогда не оставался наедине с той блудницей…Как её зовут?

– Мария.

– Следите за ним день и ночь. И криком не позволяйте им соединяться. Я заплачу вам за это золотом.

Изумлённые, счастливые секари быстро пошли по улице, пряча в одеждах подарки царицы. Никто из секариев, тем более Иродиада, не заметили, что рядом у входа в дом стоял Андрей и напряжённо слушал их беседу. И понял то, что ему хотелось понять: Иуда на подозрении у царицы.

Он хлопнул себя по голове кулаком от внезапной мысли: «Да не вор ли Иуда?» И потрясённый тем, что он ловко и верно угадал, кто такой их новый ученик, Андрей помчался на поиски Иешуа. Но вдруг остановился и погрозил перед собой пальцем.

– Нет – нет, учитель его простит, доверчив он и глуп. А вот надо рассказать братьям…

Иродиада вышла во двор, целуя свои руки в тех местах, где целовал их Иуда, и направилась в небольшой сад, задумчивая и грустная. Но за её спиной хлопнули ворота, и царица ощутила на себе чей-то недобрый взгляд, быстро обернулась. К ней, сойдя с облезлого осла, шёл высокий широкоплечий иудей, опираясь на посох, похожий на дубину. Грязное тело незнакомца было прикрыто на бёдрах вывернутой наизнанку овечьей шкурой, а на его плечах висел выцветший на солнце белый таллиф со священными кистями. Длинная борода иудея и взъерошенные, нечесаные волосы на его голове скрутились в серые жгуты. В левой руке он держал деревянный крест. Подойдя к Иродиаде и сверля её грозным взглядом, Иоанн Креститель рыкнул:

– Почему ты стала женой царя?

Зловоние, исходящая от грязного тела пророка, его злобный взгляд, мгновенно задавили в душе прелестной женщины её светлые, полные ревности и любви, мысли. Переход от яркого дня к страшной ночи был стремителен, что царица ощутила приближение смерти. И она едва не закричала от ужаса, что Иуда, который только что в её мыслях ласкал её и говорил нежные слова, исчез, а вместо него рядом стояло злобное чудовище.

Иоанн, видя, как трепетало в испуге нежное тело царицы, как широко были открыты её изящные глаза, которые – уж он-то ловец душ знал – которые много раз призывно смотрели на любовников, ощутил между своих ног беспокойство. И в ярости на Иродиаду он отпрыгнул в сторону, сильно ударил себя кулаком по срамному месту:

– Нет, диавол, не взять тебе меня.– И, угрожающим жестом подняв над головой крест, подступил к царице.– Разве ты не знаешь, женщина, вечный сосуд греха и разврата, что грех смертный: уйти от живого мужа к брату его?

Иродиада медленно приходила в себя, глубоко вздыхая и глядя на пророка блестящими глазами, слегка прикрытыми пушистыми ресницами.

Иоанну, никогда не видевший римлянок – свободных, независимых женщин – показалось, что царица смущена его словами, что в её душу вошёл страх Божий за содеянный грех, и она готова впитать слово Божия. Иоанн ещё более грозно воскликнул:

– Покайся, Иродиада в блуде своём и вернись к мужу своему!

Иродиада широко раскрыла свои прекрасные глаза, в которых бушевал гнев уязвлённой гордой римлянки. Она готова была затопать ногами, завизжать, вцепиться ногтями в этого грязного иудея, который осмелился позорить её – царицу – в её собственном доме! Но она усилием воли сдержала себя и, сжимая кулачки, чувствуя головокружение от сильного прилива крови, насмешливо улыбаясь, сказала:

– Эй, ты, шелудивый пёс, я приглашаю твою косматую голову на пир, который начнётся через несколько минут, а тело своё оставь здесь. Оно слишком смердит.

Иродиада щелчками пальцев позвала слуг и яростно прошипела:

– Помогите пророку увидеть рай на том свете: отрежьте ему голову, здесь! сейчас! на моих глазах. И принесите мне на стол.

Антипатр, смеясь над словами жены, стоял в дверях и глядел на неё алчно и безотрывно. Вот она, всегда вместе с ним, и её тело послушно его руке, но не душа! Теперь он хотел любви царицы, мечтал увидеть её ласковый взгляд, обращённый на него. Он часто настороженно слушал её голос в ожидании тёплых интонаций. И постоянно, совершенно некстати, видел своего отца Ирода Великого…Вот он, обезумевший ворвался во дворец, схватил за горло стражника и, брызгая слюной, закричал:

– Говори правду: изменила мне Мариамна? Изменила!?

И не в силах дождаться ответа, Ирод помчался с кинжалом по комнатам, по этажам в поисках жены, разгоняя своим страшным видом всех верных слуг. А когда Мариамна появилась перед ним, презрительной гримасой кривя своё красиво лицо, он с детским восторгом упал перед женой на колени. Она отшатнулась назад при виде кинжала.

А Ирод, потрясённый тем, что Мариамна не ждала его душой, что он, как всегда, не нужен ей, уже ненавидяще смотрел на холодную женщину.

– Ну, почему ты не любишь меня, проклятая баба!?

Она брезгливо поморщилась и зло ответила:

– Уйди прочь, убийца и простолюдин.

Ирод вскочил на ноги и сжал её тонкую, белую шею огромными руками.

Лицо Мариамны мгновенно стало испуганным, покорным и тёплым. Оно осветилось чувством любви. Умилённый царь охнул, отступил от жены и , счастливо смеясь, приплясывая, начал кусать свои руки, посмевшие угрожать жизни любимой жене. И распахнул объятия.

– О, Мариамна, я пять дней повторял твоё имя и заставлял слуг твердить его мне каждую секунду – днём и ночью.

Но Мариамна, оправившись от испуга, и, понимая, что царь никогда не посмел бы причинить ей зло, потому что любил её, со всей силы ударила его по щеке и ушла прочь.

А Ирод с опущенной головой, поникнув плечами, бежал следом за женой и плачущим голосом говорил:

– А помнишь, Мариамна, девочкой ты обещала мне, что будешь каждый миг своей жизни жить ради меня.

Но царица не помнила. Она глумливо рассмеялась в лицо царю и закрыла перед ним дверь. И, взволнованная тем, что она унизилась на несколько секунд перед ничтожеством, перед простолюдином, долго ходила по комнате и визгливо ругала Ирода за его злодеяния. Тот из-за двери со стоном говорил: