Виталий Конеев - Гнев Бога

Иешуа счастливо рассмеялся, распахнул свои объятия, зовя к себе учеников. Но те попятились назад, настороженно следя за ним. Пётр остановился, а потом бросился на шею учителя и, всхлипывая, забормотал:

– Ох, Мессия, видим – безумный ты. Но уж я-то тебя не оставлю, даже если ты Царствие не дашь.

Иешуа откинулся на спину и закатился звонким смехом, и тут же начал плясать, озорно взбрыкивая ногами. И вся братия тоже понемногу стала смеяться. Но в голове каждого из них крепко засел вопрос: кого Мессия мог посадить по правую руку от себя? И они осторожно, скрывая своё волнение, начали следить друг за другом и держаться у правого плеча учителя, подталкивая брат брата. Но так стали подталкивать, чтобы учитель не заметил и не осердился бы на них, в то же время благостно улыбаясь тому, кого толкали.

В тот день в доме не было ни Лазаря, ни его сестёр.

Иешуа спустился в глубокий погреб с масляной плошкой в руке, в сопровождении Петра. Тот шумно принюхался и с радостным воплем метнулся к большому ларю.

– Учитель, здесь хлеб, а мы куски жуём! А вот и мясо!

Иешуа остановил его твёрдой рукой.

– Брат, в моей сумке есть хлеб

– Да, здесь всё свежее!

– Оставь, – строго сказал учитель, – и помоги мне налить воду в чашу.

Пётр обиженно запыхтел. Из его глаз брызнули слёзы и закапали в открытый чан, что был вкопан в прохладную землю. Рыбак то и дело оборачивался в сторону ларя и сильно втягивал в себя вкусный запах, но помалкивал.

Они вернулись в дом. Иешуа поставил чашу с водой на стол и жестами пригласил учеников и фарисея Савла разделить с ним трапезу, вынул из своей тощей сумки небольшую лепёшку, которая была последней, разделил её на части, протянул каждому ученику и Савлу. Себе взял меньшую часть и сказал:

– Помолимся, братья.

Фарисей Савл, желая показать рвение и то, как должен молиться настоящий верующий, оглушительно завопил длинную молитву. Когда же он, весьма не скоро, в поту замолчал, Иешуа мягко сказал ему:

– Зачем так много слов говорить Богу? Разве Бог не видит наши мысли, что ты решил утомить его своим воплем?

Савл, потрясённый этим замечанием Иешуа, уткнулся в свой кусок и прошептал сам себе:

– Точно, диавол, если боится творить молитву вслух или безумец. А, впрочем, это одно и то же.

И он, изголодавшись в долгом пути, с удовольствием закусил чёрствый хлеб, макая кусок в чашу с водой.

После короткой трапезы, не вставая из-за стола, Иешуа обратился к Савлу:

– Говори, брат, с чем ты пришёл к нам? А если желаешь ходить с нами – ходи. Ты равный каждому из нас.

Фарисей охнул и со всей силы ударил кулаками по столу.

– Да что ты говоришь, Иешуа, сын плотника и сам плотник! Неужели не видишь: кто перед тобой сидит?!

Иешуа, обратив к нему свой обычный кроткий лик, сказал:

– Вижу, Савл, брат мой…

Фарисей вскочил со скамьи и, перегнувшись через стол, завопил в лицо учителю, брызгая слюной:

– Я член синедриона, уважаемый фарисей и человек учёный, а вы?! Нищета, ам– гаарец, кормите меня, как верблюда, водой!

Он коротким ударом смёл чашу со стола и, быстро оглядев столешницу в поисках какого-либо предмета, чтобы ещё раз ударить или бросить, подхватил крупную крошку хлеба, яростно метнул её себе в рот и на несколько секунд умолк, торопливо жуя крошку.

Ученики притихли и, потупя взоры, начали суетливо копаться в своих одеждах, как бы готовясь в дорогу. И вот уже осторожно один за другим они потянулись к выходу.

Иешуа вновь обратился к Савлу:

– Если тебе, брат, не нравится наша еда, иди в богатый дом.

– Я тебе не брат и не ровня! – ответил резко фарисей и, глубоко презирая учителя, повернулся к нему боком.

И, недовольный собой, что он унизился до разговора с этим нищим, ам– гаарцем, сильно кривя губами, нарочито показывая своё отвращение и ненависть к нему, Савл отрывисто заговорил:

– Я вернулся от Иордана. Там этот – сумасшедший Иван, который горы крестит крестом, и гонит – богохульник – вспять воды святой реки, на моих глазах трижды обращался в козла и летал по небу. А диавол – это видели все – благословлял его бесовским крестным знаменем.

Савл, искренне веря тому, что он говорил, разгоревшись глазами, уставился в одну точку и взволнованно продолжал говорить:

– Итак, они оба – Иван, да диавол – летали над святой рекой, бросая в неё чёрные стрелы. А народ уже готов был уверовать в них и пасть на колени. Но я, укрепляя себя именем Бога, вышел на середину реки, не замочив сандалий, и плеснул на Ивана и диавола водой. Они с криками упали на землю, которая разошлась, как рана, и поглотила их. А я после этого долго проповедовал слово Божия. И было мне знамение с неба…

Савл усталым жестом руки отёр платком вспотевшее от пылкого рассказа лицо и, отдуваясь, сел на лавку, наморщил лоб, пытаясь вспомнить: зачем он сюда пришёл. Наконец, вспомнил и хлопнул себя по бёдрам, весело сказал:

– Вот, Иешуа, сын плотника, иди на Иордан. Зовёт тебя этот безумец с крестом на шее. А для чего – не знаю.

– Так ведь ты сказал, брат, что его земля поглотила.

Савл с досадливой гримасой махнул рукой.

– Нет, земля не приняла сего богохульника. Живой он, и зовёт тебя.

Учитель взял пустую сумку и направился к выходу, говоря ученикам:

– Я не стремлюсь к беседе с Крестителем, но и уклоняться не буду. Раз зовёт – пойду, а вы – как хотите.

И он, попросив Ефрема и Захария найти Иуду, вышел на улицу. За ним сиганул фарисей Савл, радостно приплясывая в предвкушении потехи, которая, как он был уверен, должна была произойти на Иордане, когда встретятся два безумца

За фарисеем нерешительно двигались ученики Иешуа, плотной кучкой, разводя руками и вздыхая. Они хорошо знали жестокий нрав грозного пророка, который – что не так – немедленно пускал в ход свои огромные кулаки и крест.

Братия, посовещавшись, решили издалека следить за учителем, а если ему будет плохо, то – в этом каждый из них был убеждён – прийти к нему на помощь.

Иешуа, как человек великой доброты, легко забыл о том, что произошло перед храмовым комплексом, во Дворе Язычников между ни и фарисеем Зосимой. Но Зосима и фарисеи ничего не забыли. То, что говорил Иешуа было настолько необычно, дико, что многие фарисеи приняли его слова за бред сумасшедшего. Однако их вождь Зосима, помня лицо странного иудея, был иного мнения.

Едва Понтий Пилат объявил через глашатаев о своём решении убрать из города статуи Цезаря, толстяк торопливо расспросил Иуду, где он мог найти его учителя. Зосима сел на осла и поехал в Галилею.

Иешуа, идя к Иордану, обратил внимание на то, что на дороге нет людей. А вот и деревня, от которой остались пепелище, да мёртвые тела людей, лежавшие на улицах, а за деревней на зелёном пригорке в окружении десятков римских легионеров стоял голый Февда, который называл себя Мессией. Тут же римляне торопливо сколачивали крест, копали для него яму деревянными лопатами, поглядывая в сторону поднимавшегося над горизонтом жаркое солнце, покрикивали тем из своих товарищей, которые устраивали широкий навес из солдатских плащей и угощались охлаждённым в ручье пивом: