Руслан Передельский - Чугунные облака

Визг заполнил коридоры госпиталя.

По обгоревшим щекам вниз спускались слёзы. И даже плакать было болезненно.

– Я УРОД! – Алина осматривалась по сторонам, будто не узнавая окружавшее её место – УРОД! – она крепко закрыла глаза. Густые длинные ресницы промокли насквозь. Голова кружилась. Хотелось упасть, рухнуть на холодный кафель… И она сделала бы это, но Кэр успела подхватить её на руки.

Девушка прижалась к груди лучшей подруги.

– Я урод, урод, урод – шептала она. Отчаянный писк приглушался.

– Нет, нет, нет – Каролина просто не знала, какие слова сейчас подобрать. Как утешить человека, за вечер потерявшего все свои ценности.

Алина выдохнула. Глубоко вдохнула. Зрители собраться расходиться.

Остановились, после того как девушка яростно оттолкнула подругу от себя.

– ЭТА СУКА ОТОБРАЛА МОЮ КРАСОТУ! – завопила она. Истерика. Шатаясь по комнате, девушка продолжала орать вцепившись в волосы.

Кричала она недолго. Её обступили вокруг врачи, вколовшие успокоительные.

Сейчас она смотрела на нас, размеренно дыша лёжа под одеялом. На глазах также скапливались слёзы.

– Мне больно рыдать – говорила она вытирая их пальцем – Мне больно лежать. Больно двигаться. Больно существовать.

– Мне так жаль – сухо, но больше на ум ничего и не приходило. Словарный запас резко обрывался при виде её кожи: цвет напоминал страницы книги, брошенной в костёр. В разных местах виднелись разбросанные, как бусинки разорванного ожерелья, гнойные волдыри. Они вздымались над её кожей, настолько пухлые, будто вот-вот взорвутся как вулкан. На шее кожа шелушилась, обнажая под собой ярко-красный слой. Как у рептилии, сбрасывающей шкуру. Слава Богу я не сказал это в слух.

На столе в углу комнаты небрежной кучкой лежала ровно пятьдесят одна роза, которую Андрей подарил своей девушке (видимо, выкупил местный цветочный магазин).

– Мне больно, мне больно, мне больно… – повторяла из раза в раз она, смахивая слёзы как только они появлялись мелкой капелькой под нижним веком. Каждая слезинка – как раскалённый кипяток. Каждая причиняет ужасную боль. От каждой хочется плакать ещё и ещё…

Под белоснежной воздушной простынёй скрывалось всё остальное: багровые пятна, гигантские язвы и ещё большее количество бугров.

Об адской боли, которую сейчас ощущала девушка, было страшно даже подумать. Она была не лучшим человеком – но никогда не заслуживала такое.

Глаза стали уже. Через две щели проглядывалась краснота зениц, будто глазные яблоки Алины полностью залились кровью. Мы обступили кровать с разных сторон. Никто не проронил хоть слово: все лишь пересматривались и с жалостью опускали взгляды на бедолагу.

В палате застыла тишина: и лишь приглушённые всхлипывания главной стервы города, разрушенной и изнутри, и снаружи.

– Уродина… уродина… уродина…

В дверь просторного коридора спеша зашёл тёмный силуэт. Промокшая насквозь ветровка плотно закрыла человека, чья тень неловко прошмыгнула к лестнице, задев лежащую на тумбочке ложку для обуви. Металлическая длинная палка полетела вниз, со звоном ударившись об холодный паркет.

– Никита? – дама с аккуратно завязанными в конский хвост волосами наблюдала за тенью из соседней кухни. В руке она держала бокал с вином, перебирая длинными ногтями по хрусталю – Как вечеринка?

Тень содрала с себя влажную ветровку отбросив в сторону. Свет, доносившийся из кухни осветил мрачную уставшую физиономию.

Из рта Никиты вылетел лишь подавленный хрип. «Пре…пре…красно»– хуже и не было. Тот самый чёрный день, стоящий в рейтинге «чёрных дней» сразу после воскресенья, в утро которого похоронили Адриану.

– Кушать? Сегодня у нас суп-пюре из тыквы – Никита игнорировал мать, шагая мимо – Отец прийдёт с минуты на минуту. У него сегодня был ответственный день. В супермаркетах начинается «Тыквенная неделя».

Клятая дата. Та дата, после которой родители приходят домой выжатые как старые половые тряпки. Та дата, после которой магазины окружает толпа народу, безумного и жуткого как зомби из «Ходячих мертвецов». Все они жаждут только одного – купить товары первой необходимости со скидкой в пятьдесят процентов.

У семьи Никиты в распоряжении целая сеть супермаркетов «Island food” – небольшие магазинчики концепции «У дома», оформленные в стиле необитаемого острова Робинзона Крузо. По крайней мере, так задумывали родители, вешая бумажные заросли поверх полок забитых детскими хлопьями и расставляя пластиковые фрукты по всему периметру супермаркета.

Кстати говоря, из-за одного прожорливого восьмилетнего посетителя на «Island food” чуть не подали в суд в начале года. Маленький любитель еды пытался откусить кусок от пластикового фрукта-декорации, поплатившись двумя передними зубами.

Бизнес не самый денежный, но стабильный и популярный. Супермаркеты «Island food” – практически единственные продуктовые города.

Они и обеспечивали семью, живущую в уютном двухэтажном доме, который соседи называли «Пряничным домиком Гэнзеля и Гретель» – такой же яркий и уютный. Кирпичи пряного коричневого цвета будто слеплены из теста. Многочисленные цветы, аккуратно высаженные во дворе. Уютный балкончик с деревянным столом по центру и просторные окна, с нависшими сверху вязаными гардинами.

Дизайнером стала мама. Архитектором – мама. Всё создавалось под её вкус педантичной женщины, обожествляющей уют и комфорт. Переодически Никита чувствовал себя здесь лишним. Как персонаж компьютерной игры-симулятора, за чьей жизнью наблюдают десятки пользователей.

Странное чувство.

– Я не голоден – бросил Никита улыбающейся маме (она была такой всегда), взбежав вверх по лестнице.

На сияющем лице женщины отобразилась печаль. Тоска и тревога. Сын погружён в ужасное состояние вот уже месяц. И как та девушка смогла проделать такую дыру в его душе?

Никите хотелось реветь. Хотелось кричать. Хотелось снести золотые часы, блестящие над лестницей. Хотелось разбить стеклянную раму, хранящую под собой пейзаж Прованса, нарисованный маслом.

Он ходил под дождём где-то час. Замёрз до чёртиков. Не чувствовал пальцев на ногах. Холодные одинокие улицы: мили, километры… Ноги несли его сами. Он всегда так делал, когда в душе вновь открывалась та старая дыра: просто шёл. Шёл не понимая куда. Это помогало на время её затянуть.

В тот вечер город опустел: в серых тесных коробках горел тусклый свет. Люди, наслаждаясь осенней атмосферой рядом с камином или телевизором. Ну а он наблюдал снаружи.

«ЖУПА, ЖУПА…»

Чувствовал накатывающую обиду, смотря новый выпуск «Холостяка» сквозь чужое окно. Тощая незнакомка качала на руке малыша, уставившись в телеэкран. Изредка мимо проезжали машины, даже и не обращая внимания на забытую промокшую тень. Их лобовые стекла усеяли мелкие капли дождя, дворники ходили из стороны в сторону… На Никиту даже не вели глазом.