Руслан Передельский - Чугунные облака

Та августовская ночь пролетела совершенно незаметно. Родители даже и не заметили отсутствие сына, не потрудившись зайти к нему в комнату. Она стала переломной для жизни Андрея, который втянул в порочную авантюру своего лучшего друга баскетболиста. Макса не потребовалось долго уговаривать вколоть себе в вены морфин. Это было неприятно. Острая игла проткнула кожу, выпустив в вены сложное вещество, не отпустившее друзей до самого рассвета из царства разврата посреди леса.

Андрея вырвало на прокуренный старый матрас, из которого в разные стороны торчали острые пружины. У него чертовски расширились зрачки, над чем он долго смеялся рассматривая себя на фронтальной камере телефона.

В голову приходили «безумные» и «гениальные» аналогии.

Морфий – греческий бог сновидений. Он помнит его по «Песчаному человеку» Нила Геймана.

Морфин – средство, созданное для удаление боли. Андрей чувствовал боль. Отец причинял её ему из раза в раз.

Он нёсся по пустой трассе на новом «БМВ» , выпуская все накопившиеся эмоции через быструю езду. Он ненавидел своего отца, в мыслях проматывая его высокомерные жгущие взгляды, которыми он напрямик высказывал: «Ты – сплошное разочарование». Ему было стыдно, что у предприимчивого интеллектуала родился недалёкий пацан, которого в жизни ничего не заинтересует кроме тёлок и своей чёлки.

Новое для моего двоюродного брата средство сработало: оно удалило боль, стерев её напрочь. Тогда боли не было: были яркие огни и краски, очаровывающие его слепящим калейдоскопом.

Ту ночь два друга решили забыть, оставив в строгой тайне. Проскользнув мимо закрытых дверей в пафосную спальню родителей, Андрей лёг в кровать, забравшись под покрывало и поймав себя на дикой дрожи, пронизывающей тело. Она не прекращалась до ужина, за которым мать заметила дёргающиеся руки сына, в которых ходуном ходила серебряная вилка. Она промолчала, проглотив запечённое филе семги и искренне улыбнувшись мужу.

На АйПаде он включил первую попавшуюся серию «Теории Большого Взрыва», сериала, порой способного вернуть Андрея к хорошему настроению. Иногда, он хотел быть одним из забавных ГИКов, главных персонажей ситкома, только для того, чтоб получить похвалу от отца. Возможно из-за этого его никогда нельзя была заставить смотреть ситкомы: ни «Друзей», ни «Оффис», ни «В Филадельфии всегда солнечно», ни «Симпсонов»… Он смотрел именно этот сериал, представляя себя на месте исключительно умных людей. Может быть, это и была мечта мальчика у которого всё есть, словно у соломенного чучела из «Волшебника странны Оз»

Посмотрев одну серию, которая не смогла спасти чертовски плохое самочувствие, он подошёл к окну и открыл его, чтобы подышать свежим осенним воздухом. Лёгкая хвоя, скорее всего именно так пахнут опавшие с высоких елей маленькие шишки. Запах сырой земли, бивший в нос. Хлорка, доносившаяся от пятидесятиметрового лазурного бассейна, в котором виднелись тени мелких опавших листьев. А также, среди этого расслабляющего коктейля витал стойкий тяжёлый запах мрачных высоких труб массивных заводов, из них вырывались тёмные клубившиеся тучи едкого ядовитого дыма. Эти заводы отравляли девственно чистые зелёные леса как отец отравлял его жизнь. Сам создал её словно сошедшей из старых ванильных сериалов вроде «Санта-Барбары» или «Богатые тоже плачут», чтобы затем медленно разрушать.

Но всё же, не всё так плохо. Он всё ещё богат, красив. Произнося про себя слово «красив» он не произвольно протягивал ладонь к волосам, дабы медленно провести по ним и убедится что каждая волосина, составляющая идеальной картины, на месте. Шевелюра – основа его красоты. Он уверен. И как бы он мечтал, чтобы сперматазоиды Арсения оказались хилыми дохляками, не в силах донести свои гены. Ещё одна мечта. Этот год, точнее его начало, преподнес множество трудностей, но когда-то это всё закончится. Когда-то…

Тишину огромного двора дома Андрея прервал звук приходящего СМС, перебив тихого одинокого сверчка сидевшего под окном. Смартфон вибрировал, лёжа на деревянной тумбочке у кровати, мигав ярким светом.

– О Господи, ну что там такое? – раздражённо произнёс парень, отвернувшими от окна и не торопясь пойдя к телефону, противно шаркая мягким тапками по холодному коричневому ламинату.

«Аноним» – рассмотрел Андрей крупный шрифт, видневшийся на фоне строгой мрачной заставки. О чёрт. Аноним – явно не к лучшему: этот урок ясно вынес каждый его друг за последнее время. За сухим словом скрывалась настоящая психопатка, которая способна была за секунды продырявить голову ни в чём не повинного молодого доставщика пиццы, приехавшего ни к тому дому.

К смс-ке прикреплено фото, на котором был изображён его папа в своём кабинете. Массивный рабочий стол из красного дуба, на котором виртуозно вырезаны ангелы борющиеся с демонами. Настоящее произведение искусства, отцу подарила его маленькая деревянная фабрика, находящаяся не далеко от города, в благодарность за сотрудничество. Прямо на нём раскрепощено сидела девушка, ногами в ярких фиолетовых каблуках, таких, как и подобают рабочей шлюхе, крепко обнимая его ноги. Лица видно не было. Зато видно старые колготки, на них показалась пара заметных стрелок.

Хвала богам, что усыпанную седыми волосами задницу отца перекрыла длинная строгая рубашка. Своей лысиной он перекрыл самое важное – лицо бесстыжей шаболды, трахающейся с мужчиной с крупным обручальным кольцом на пальце.

На фотографии был изображён половой акт, если обозначить это действо красивым литературным термином, или жёсткий перепихон Арсения с молоденькой потрёпанной инкогнито, способный выбить Надин из себя на долгие недели.

Андрей продолжал рассматривать фото, щуря глаза и периодически отводя телефон от глаз, испытывая жуткое отвращение. Рука отца, на указательном пальце которой находилось массивное обручальное кольцо, а из-под самого рукава выглядывали золотые часы «Улис Нардин», сжимала пышную ягодицу девчонки. Сжимала с такой силой и страстью, что на нежной коже проступил с десяток морщин от стягивания.

– Шлюшка – шёпотом произнёс Андрей, отведя взгляд от фото в высокое окно. Из него видно было далёкий яркий фонарь, освещавший колючую высокую тую.

Шокированный ангел смотрел на заплывшую ляшку распутницы. По его напуганным невинным глазкам можно было чётко сказать, что он пребывал в шоке от развернувшейся над ним картиной. Детально выточенный в дорогом виде древнего дерева ангелок, которого сначала привозили из отдалённых частей калифорнийского леса, граничащего с заповедником «Секвойя», чтоб затем год аккуратно вытачивать пёрышки на крылышке хранителя рая день за днём, по чертежам молодого подающего надежды итальянского художника, рисующего в устаревшем «барокко». Этот ангел, произведение мебельного искусства и венец карьеры десятков рабочих лесной деревянной фабрики, не был готов к нависшему над ним красному, потрёпанному от бурной жизни вонючему влагалищу.