Руслан Передельский - Чугунные облака

– Трахните, наконец, друг друга как следует – с улыбкой отвечаю я – Может, полегчает.

Хлопнув дверью я вышел в коридор. Все до сих пор смотрят в мою сторону, разглядывая шрам у брови.

Наверное, это был первый случай когда я засыпал на уроках. Но я просто не мог высидеть эту лекцию. Раньше (ещё дней пять назад) история для меня была сродни святой науке. Каждое слово, факт, дата – всё интересно. Интересно до коликов в животе.

Сейчас же я склонился над партой рассматривая выцарапанные надписи. Единственный кабинет в школе где кто-то осмеливался писать на партах.

«КЭР тупая шлюха» – крупным шрифтом написано чёрным маркером рядом с моей щекой. Кажется, что слово «шлюха» заходит в мой рот, который по-дурацки открылся.

Глаза сомкнулись и я отключился.

Провалился в себя, видя тёмный силуэт висящей в свете луны старухи.

А затем открыл глаза.

Класс оказался пустым. За партами никого. Кто-то оставил недоеденный Сникерс на соседнем стуле. Голова перестала болеть. Я почувствовал себя прекрасно, просто прекрасно. Вся тяжесть этого утра ушла. Ноги понесли меня сами, как роботизированные ходули. Выйдя из-за парты я ступал шаг за шагом расплываясь в улыбке.

Замечательно.

Не замечательным было только то, что я полностью проспал урок. Первый раз в жизни. Я уже представляю миллион историй где новенький-безумец спит носом уткнувшись в парту: «АХАХА, невероятно смешно».

Но самым НЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ была историчка, склонившаяся над конспектами. Я ждал того момента, как она поднимет холодные глаза и завизжит:

«ААААА-ААААА»

Может быть кинет в меня свою ручку – я бы не удивился. Но она подняла глаза и улыбнулась.

«Что происходит?» дубль один.

Историчка. Улыбнулась. Это, конечно, могло бы произойти. Но обозначало бы это что квантовая физика дала сбой. Тектонические плиты вышли из границ. Мир уничтожается.

Или что перед её глазами расчленяют учеников.

Удивившись её резкой улыбки я вздрогнул от ужаса. Глаза без зрачков – как у бабки, пришедшей ко мне во сне в первый день. Похоже на образ Рианны из клипа на «Disturbia”. Там она носила белые линзы без зрачков. Сейчас же эти пустые глаза заглядывали в душу, в сумме с безумной улыбкой составляя полноценную картину женщины из кошмаров.

«Что происходит?» дубль два.

Тогда я не сразу догадался, что сплю. Вообще, мысль о том что я во сне приходит ко мне во время сна практически всегда. Это помогает не сойти с ума во время кошмаров. Но тут, такое ощущение, что я ничего не понимал.

– Простите, где все? – озадаченно спросил я. Предложение эхом разлетелось по пустому кабинету.

«Где все»

«Где все»

«Где»

«Где»

Улыбка на её лице начала дрожать, будто вот-вот и я услышу знакомый отчаянный вопль.

– Все на парковке. Там начинается невероятное шоу – продолжая улыбаться ответила она. Ну а я продолжал пялить на её пугающие глаза.

Выйдя из кабинета я кивнул. Что-то вроде прощания.

Историчка продолжила улыбаться.

Коридор так же пуст как и кабинет. На полу валяются скомканные в клочки бумажки. На стене десятки газет. Некоторые шкафчики распахнуты, будто совсем недавно из них что-то доставали.

Школа опустела.

Вдали слышу детские крики. Слов не разобрать, они смешиваются в звонкий гул.

Я ступаю по лазурной плитке коридора с осторожностью, с недоверием. Пытаюсь вслушаться в отдалённый крик, ничего не выходит. Попутно рассматриваю настенные газеты.

Справа целый стенд посвящённый французской истории. Оформлен в мрачно-серые тона, с листовок отстранённо смотрит Жанна Д’Арк и Людвик тринадцатый. Рядом карты Франции и Парижа, слегка помятые и порванные по бокам.

Недалеко крупная рамка с плакатом «Девяносто лет школе имени Дилана Грина». Заголовок разрисован всеми цветами радуги, в то время как текст напечатан на принтере – выглядит безвкусно.

Снизу заглядывает меланхоличным взглядом в душу, конечно же, Дилан Грин. Седой американец в своей стандартной позе. Рассматривая его портрет я не замечаю пожилую женщину, стоящую впереди, и чуть не врезаюсь в неё.

Она даже глазом и не повела. Единственная живая душа в школе (не считая Горгоны в кабинете истории). Пользуясь моментом, я с неприкрытым интересом рассматриваю её лицо; минимум морщин как для её возраста. Рискну предположить что ей лет 65, может быть больше. Лишь глубокие как каньоны Аризоны носогубки, бросающиеся в глаза. Передняя челюсть слегка выдвинута вперёд, из-за неправильного привкуса она напомнила мне орангутанга.

Она недвижимо осматривала постер.

На нём информация о школе, собранная по десятилетиям. Куча фоток, есть черно-белые и выгладившее более старыми желто-белые. На них ученики разных поколений: выигрывают в олимпиады, ставят спектакли в актовом зале. Счастливые и не очень. Красивые и не очень. Десятки фотографий и сотни эмоций, неразлучно связанных с годами в школе.

Рассматривая их я думал о деньгах, вложенных в её реставрацию. Гораздо легче построить новую школу на новом месте, например, на одной из многочисленных полян у леса.

Видимо, тут ценили историю, как и столетнюю старушку-школу.

Внимание привлекла маленькая квадратная фотография в верхнем углу постера. До боли знакомая девочка, гордо носящая золотую медаль на груди. На ней свитер в тёмную полоску как у Фредди Крюгера. Глаза азартно сверкают. На зубах блеск от железа брекетов. Рядом её ровесница с сальной головой, переливающейся жирным блеском в свете лампы. На объемной груди точно такая же медаль. Глаза более грустные, будто в момент фотографирования девушка была недовольна. На ней пушистый зелёный свитер.

Я вздрогнул и встал на месте как вкопанный. Посмотрел на даму стоящую рядом со мной. На плакат. На даму, ещё раз рассматривая её характерную челюсть. На плакат, на девочку с точно такой же челюстью.

Это она.

Со временем её внешность изменилась до неузнаваемости.

– Да-да-да. Должно быть, ты удивлён – хриплым голосом заговорила женщина. Она продолжала смотреть на свою фотографию. И только сейчас я заметил грусть в её взгляде. Или её я сам придумал? – Посмотри на это личико – пальцем она бережно гладила глянец фотографии, оставляя мутный след – Я была счастлива. По-настоящему счастлива. Уникальный случай за всю историю школы – на городской олимпиаде первое место получили два человека – она хмыкнула. Тихо, будто пытаясь подавить искренний смех – Я долго готовилась. Тогда это мне казалась таким важным, будто вся моя жизнь крутилась вокруг одной лишь олимпиады. Победить тогда для меня было большим достижением. До сих пор помню это чувство, будто твоя жизнь уже предначертана и обязательно будет наполнена этим вкусом победы. Ха, как бы не так – её палец медленно проскользнул к лицу «сальной головы» – Катя. Она отстала от меня на два очка, но её отец сидел в комитете. До сих пор живет в тут, где то на выезде, одна-одинешенька, вместе с тремя собаками. Раньше, рядом с её домом была отличная закусочная. Там подавали невероятные стейки. Сейчас её перестроили в паршивый общепит – она причмокнула. Её нижняя челюсть словно проскользнула под верхнюю, на своё законное место – А столько амбиций у девчонки было – у женщины приятный низкий голос. Напоминает ведьм из сериала про Сабрину – Хотела уехать в столицу и стать там первым финансистом, но так и осталась тут. А я… Я… – её голос сбился. Резко стал абсолютно грустным, но оставался таким же внятным. В левом глазу блеснула слезинка, покатившись по щеке – Я столького хотела добиться в этой жизни, у меня были такие планы – она перешла на шёпот – Я хотела подняться на Мыс Доброй Надежды. Даже не знаю почему, я ещё с пелёнок про него так наслышана – на её лице блеснула легкая добродушная улыбка – А ещё, ещё я хотела нырнуть к Большому Барьерному Рифу, с третьего класса так увлеклась океанологией, а там были все, о ком я так долго читала, там больше 1 500 видов живности, представляешь? – восторженный голос оборвался так же резко, как и начался. Слушая её, казалось что кто-то натягивает нить, разрезая её и натягивая заново – Но, он решил отобрать мою жизнь. Не понятно почему, кто ему дал права на это, понимаешь? – наконец, она взглянула на меня. Глубокие голубке глаза залитые слезами. Белки покраснели. Её руки дрожали – Я… Я только начала входить во вкус, мне нравилось жить. Понимаешь? Нравилось.