Максим Кабир - Мухи

— Ну, ты вымахала, принцесса, — сказала терапевт Лия. — Замуж пора!

— Не смущай жениха, — вставила офтальмолог Наташа.

— Ты, жених, не обижай нашу Александру. А то мы тебя съедим.

Рома краснел, но с честью отражал атаки врачих.

Папа провозгласил тост:

— Я Таню встретил, когда нам было по двадцать лет. Представляете? Я ее полгода добивался. Она ни в какую. Заносчивая! Кавалеров у нее было пруд пруди. Ну и я не лыком шит, — он подмигнул Саше. — Короче, жизнь — она складывается не всегда так, как мы планируем. Разное было, да, Тань? Главное, что у нас дочурка любимая есть. И ты с годами только хорошеешь.

— Ну конечно, — фыркнула мама.

— Клянусь! За самую красивую девочку медицинского училища.

— За самую красивую девочку Шестина! — поправила тетя Света.

Гости набросились на яства. После третьего тоста пошли воспоминания.

— Тебе не скучно? — спросила Саша.

— Наоборот! — воодушевленно ответил Рома. И под скатертью помассировал ее бедро.

— Придешь ко мне послезавтра? — шепнула Саша.

— Послезавтра? — ужаснулся он. — Я до послезавтра умру.

— Умрешь — не увидишь мое кружевное белье.

— Ох, черт. — Пальцы заскользили по бедру нетерпеливо.

— Тише, рехнулся?

— Вадик, — сказала мама, — а где наш кругосветный Николай?

— Дядь Коля-то? — Папа развел руками. — Пропал без вести. Второй день трубку не берет. А он тебя не поздравлял? Странно.

— Может, случилось что? — встревожилась Саша.

— Ага, случилось, — сказала мама, — запой у Колюни опять.

— Отыщется, — произнес папа, — он, когда влюбляется, про все забывает. Хорошо, что длится его влюбленность максимум неделю.

Вскоре начались танцы, и пять женщин принялись делить мужчин. Рома по очереди станцевал с докторами и тетей Светой и позвал вальсировать Сашу. Ее родители кружились рядом, беззаботно болтая. Дядя Коля не явился — на него это похоже. Но почему папа один, без жены и младшей дочери? Чем бы они помешали?

По стеклам барабанил дождь. Официантка меняла блюда, гости шастали от стола к танцполу. Саша улучила момент и вышла на улицу. Погода разбушевалась по-настоящему. Под натиском ветра гнулись деревья. Ливень стелился почти горизонтально. Водители спешили очутиться дома.

Саша обогнула кирпичные будки туалетов и спряталась под защитой дикого виноградника. Прикурила сигарету. Она выпила всего бокал, ум был ясным. Яснее, чем утром.

«Какая глупость, — подумала она, — жизнь только стала налаживаться, у меня есть крыша над головой, учеба и любящий человек, а я зачем-то придумываю проблемы, шугаюсь каких-то снов…»

По тротуару зачастили ледышки. Градины отскакивали к ее ногам. Запищали сигнализациями припаркованные автомобили.

«Нужно отпустить прошлое, — сказала Саша себе, — расстаться с дядей Альбертом. И простить его кузину, как бы ни было сложно. Бог ей судья».

За увитой лозами шпалерой раздались голоса. Саша заглянула в щель. Заметила родителей на аллее. Папа потянулся, пробуя обнять маму, но она увернулась.

— Зачем, Вадик? К чему это все?

— Мне не хватает тебя.

— Чепуха. — Мама засмеялась. Она действительно казалась девочкой, свободной, как ветер, неприступной. — Ты женат. И между нами ничего не может быть. Кроме Саши.

— Тань…

— Иди в зал, Вадик. Пока дочь не увидела.

Папа ушел, осунувшийся. Саша, потушив окурок, побежала в ресторан.

«Чудные существа все-таки мужчины».

— Скажи тост, Сашенька, — крикнула тетя Света.

Саша подняла бокал.

— Мамуль! Родная! Я желаю…

Заложные, я желаю…

Она тряхнула волосами, будто отгоняя муху.

— Я желаю тебе…

Шестеро взирали на нее. И померещилось, что за столом не родня, не мамины подруги, не Рома… что это мертвые спириты заняли стулья. Карлик, ковыряющийся в лошадиных зубах. Старуха, сосущая мозг из говяжьей кости. Старик и напомаженный брюнет, они держат рюмки в когтистых пальцах. Цвира Минц повисла на мулате, гладит его промежность и усмехается.

Саша поморгала. Мираж исчез.

— Долголетия, мам, — проговорила Саша, падая на свое место. Ничего не подозревающий Рома поцеловал ее запястье.

Вечеринка завершилась в десять. Сытые и натанцевавшиеся, гости прощались. Удалились мамины коллеги.

— Речной и Первомайская, не расходимся, — объявил папа, — подвезу вас.

— Мы вызовем такси, — заспорила мама.

— Не перечь, именинница!

Мама сдалась. Нагруженная подарками, заняла переднее сиденье. Саша втиснулась на заднее, между Ромой и хмельной, говорливой тетей Светой. Соседка прихватила початую бутылку вина.

— Вот это праздник! — одобрила она. — Предлагаю отмечать твой день рождения ежемесячно.

Фары буравили влажную мглу. Елозили по ветровому стеклу дворники. В полях пузырились лужи.

Саша смотрела сонно, как двигаются щетки. Туда-сюда. Туда-сюда.

— Доча, — окликнул папа, — ты меня слышишь?

— Тише, — сказала мама, — она задремала.

— Нет! — взвилась Саша. — Разбудите! Пожалуйста!

Но было поздно. Родители испарились и смешная тетя Света. И Рома бросил ее. Машина мчалась сама по себе, никем не управляемая. Плавно вращалось рулевое колесо.

Саша шарахнулась в сторону. Слева, на месте Ромы, сидел Виктор Гродт. Волосы цвета вороньего крыла по-гоголевски маскировали носатый профиль.

— Ты попросила, — грустно сказал художник.

«Мазда» рассекала плотную стену ливня. На горизонте вспыхивали ветвистые молнии, но запотевшие стекла не пропускали треск грома.

— Я ничего не просила у них, — жалобно прошептала Саша.

— Ты не понимаешь. — Гродт уронил подбородок на грудь. — Мы делаем их сильнее. Мы позволяем им выйти на время из гноища. И чем больше в тебе света, тем больше им разрешено. Тем сытее они будут.

— Тебя не существует, — процедила Саша. — И их тоже! Ты умер сто лет назад, так и веди себя как мертвый!

— Их уже не остановить, — сказал Гродт.

Автомобиль подскочил на ухабе. Поехал по мосту. Саша разлепила веки.

— Доброе утро, — ласково сказал Рома. Фары высвечивали высотки микрорайона. Она проспала полчаса.

«Если это продолжится, — подумала она угрюмо, — я вообще перестану спать. Накуплю таблетки кофеина. В конце концов перейду на какие-нибудь бодрящие наркотики. Буду рисовать осьминогов и брошусь в пролет однажды».

Рома высадился у Речного. Еще раз поздравил именинницу.

— Не промокни! — сказал папа.

— Постараюсь! — ответил Рома, уже мокрый до нитки. — До завтра, Саш.

Он растворился в дожде.

«Мазда» поехала по степи. Окна бурого дома отражали молнии. Бурлила Змийка. Каблуки вязли в грязи. Воздух остро пах магнием.

Саша подхватила подол сарафана. Перепрыгнула лужу. Папа проследил, чтобы дамы не запачкали наряды. Они впорхнули в подъезд, фыркая и отряхиваясь.