Питер Страуб - История с привидениями [litres]

– В этом районе раньше жили слуги? – спросил Питер. – Тогда ведь у всех были слуги.

– Да, – сказал Рики. – И есть еще одна мысль. Я вспоминаю, что она сказал Дону на пленке. «В своем воображении». Одно такое место мы нашли, и я уверен, оно было не единственным. Но ума не приложу…

– Вы знаете кого-нибудь оттуда? – прервал Дон.

– Конечно. Я прожил здесь всю жизнь. Но я не вижу никакой связи с…

– А каким был Холлоу раньше? – спросил Питер. – В старые времена?

– «В старые времена»? Ты хочешь сказать, во времена моего детства? О, совсем другим, намного привлекательней, чем теперь. И намного чище. Слегка пренебрегающий условностями. Тогда он считался районом городской богемы. В Милбурне жил художник – оформлял журнальные обложки. Он жил там, у него была живописная седая борода, и он носил пелерину – выглядел именно так, как и должен выглядеть настоящий художник. О, сколько времени мы проводили в Холлоу! А еще был там бар с джазовым оркестром. Льюис обожал ходить в него – потанцевать. Чуть похожий на «Хемфрис Плэйс», но поменьше и намного уютней.

– Оркестр? – спросил Питер, и Дон тоже поднял голову.

– О да, – мечтательно сказал Рики, не замечая их возбуждения. – Небольшой, всего шесть – восемь инструментов, но, полагаю, достаточно хорош для такой глуши, как наша… – Он собрал тарелки, опустил их в раковину и залил горячей водой. – Да, Милбурн был очень славным в те годы. Мы помногу гуляли, по несколько миль до Холлоу и обратно: послушать музыку, выпить кружку-другую пива, иногда выезжали за город… – Погрузив руки в мыльную воду, Рики вдруг резко замолчал. – Бог ты мой! Я знаю. Я знаю! – Не выпуская из рук тарелку, с которой стекала пена, он повернулся к ним. – Эдвард. Понимаете? Эдвард жил в Холлоу. Мы все время ходили в Холлоу к нему в гости. Именно туда он переехал, когда захотел купить себе дом. Я тогда работал в фирме моего отца, он очень ворчал по поводу той покупки, – Рики уронил тарелку и перешагнул осколки, не заметив этого. – Владелец дома был у нас первым чернокожим клиентом. И дом еще стоит там! Городской совет приговорил его прошлой весной, и в этом году его должны снести. Это мы сосватали Эдварду дом – Сирс и я, – Рики вытер руки полами халата. – Вот так. Бывший дом Эдварда: «В своем воображении».

– Потому что в доме Эдварда… – начал Дон, поняв, что адвокат абсолютно прав.

– …умерла Ева Галли и начались наши кошмары, – закончил Рики. – Клянусь богом, теперь она не уйдет.

Они натянули на себя все теплые вещи, что нашлись в доме Рики, напялив несколько слоев нижнего белья, по две рубашки – Питеру и Дону не удалось застегнуть их, – по два свитера, по две пары носков; Дон даже умудрился втиснуть ноги в старые высокие ботинки на шнуровке. Впервые Рики с благодарностью подумал о своей коллекции одежды.

– Нам предстоит долгий путь, – сказал он, копаясь в коробке с шерстяными шарфами, – поэтому надо обернуть лица вот этим. Отсюда до Холлоу примерно три четверти мили. Слава богу, что город маленький. Когда нам было по двадцать, мы частенько ходили отсюда до дома Эдварда и обратно раза по три в день.

– Вы уверены, что найдете дом? – спросил Питер.

– Более или менее, – ответил Рики. – Так. Теперь давайте проверим, как мы оделись. – Закутанный в сто одежек, каждый из них напоминал снежного человека. – А шапки? У меня столько шапок! – Он нахлобучил на голову Питеру меховую шапку, сам надел красную охотничью кепку, которой было лет сто, и сказал Дону: – Вот эта мне чуть великовата. – Он протянул ему мягкую зеленую твидовую кепку; писателю она пришлась впору. – Надевал ее на рыбалку с Джоном Джеффри. Один-единственный раз. Ненавижу рыбалку.

Поначалу одежда Рики держала тепло. Пока они шли под легким снегом, щурясь от резкого белого света, навстречу им попались несколько человек, штурмовавших тротуары и подъездные дорожки с лопатами и снегометами. Дети в разноцветных комбинезонах играли в сугробах – яркие подвижные пятна на ослепительной снежной белизне. Было пять градусов выше нуля, и холод покусывал незакрытые участки их лиц; со стороны они выглядели вполне буднично: трое мужчин, отправившихся либо куда-то по своим делам, либо в один из открытых магазинов.

Но даже до того, как погода переменилась, идти было трудно. Сначала стали остывать и мерзнуть ноги, уставшие от ходьбы по глубокому снегу. Вскоре они прекратили разговоры, отнимавшие слишком много сил. Пар от дыхания оседал на толстой шерсти шарфов, и влага замерзала. Дон понял, что температура стремительно падает – он в жизни не видал такого; снегопад усилился, пальцы в перчатках начали неметь и бедра, кажется, тоже.

И иногда, когда они заворачивали за угол и смотрели вниз на улицу, прятавшуюся за длинным, высоким, порой футов в пятнадцать, гребнем снежного заноса, Дон думал, что они трое напоминают полярных исследователей со старинной фотографии – обреченных, отрезанных на краю земли, с почерневшими губами и обмороженной кожей, маленькие беззащитные фигурки на фоне необъятного снежного безмолвия.

На полпути к Холлоу температура упала ниже нулевой отметки. Шарф Дона превратился в жесткую ледяную маску. Холод больно впивался в руки и ступни. Он, Рики и Питер с боем пробились через площадь, поднимая ноги из глубокого плотного снега и наклоняясь вперед, чтобы сделать следующий шаг. Елка, установленная мэром и помощниками в центре площади, виднелась отсюда как белый холм с беспорядочно торчащими из него зелеными лапами. Очищая Мэйн-стрит и Уит Роу, Омар Норрис сбил ее и завалил снегом.

Когда они добрели до светофоров, все вокруг потемнело и снег уже больше не сверкал: он казался таким же серым, как и воздух. Дон поднял голову – тысячи тысяч снежинок крутились под плотными тучами. Они были одни. Вдоль Мэйн-стрит, как перевернутые блюдца, торчали из снега крыши автомобилей. Все дома были заперты. Свежий снег заметал подъезды. Быстро темнело.

– Рики? – спросил он. Во рту был привкус мерзлой шерсти, а щеки, не закрытые шарфом, горели.

– Уже недалеко, – задыхаясь, проговорил Рики. – Идите, не волнуйтесь за меня.

– Как ты, Питер?

Парень глянул на Дона из-под снега – шапку всю замело:

– Слышали, что сказал босс? Вперед.

Новый виток снегопада показался сперва слабым и незначительным, но три квартала спустя ветер усилился. Ноги Дона казались двумя ледяными глыбами, больно впаявшимися в лодыжки, а пурга обрушилась с поистине штормовой силой: снег не падал и не закручивался в игривые спирали, он несся вниз по диагонали, и порывы накатывали как океанские валы. Снег жалил. Как только они выбирались на вершины высоких сугробов, он бил им прямо в грудь и лица, толкая назад, не давая вздохнуть.