Оксана Одрина - Слепые отражения

По спине пробежал холодок, Вадим зябко повел плечами, выдернул руку из рук Алисы и снова бросился к стеклу. Время уходило. Что-то здесь не так. Да всё не так! Не мог обычный ученик пусть и не самой обычной школы, вот так запросто взять и сбежать в неизвестность, не мог без разрешения администрации и директора покинуть учебное заведение круглосуточного пребывания и забыть прихватить с собой тёплые вещи, когда на улице глубокая осень. Обратно не вернулся, дома так и не появился. Его ищут вторые сутки полиция, волонтёры, представители школы, но без толку. Что произошло? Сбежал? Если, да – глупо, нет – необъяснимо и подозрительно.

Лучшим решением было вновь попросить подсказки у отражений, и Вадим так и сделал. Ведь ему нужно было всего то коснуться рукой любого зеркала, обычного стекла или воды, уверенно настоять, чтобы впустили, и уже там, по ту сторону хрупкой реальности в чужом прошлом, задав свой вопрос, разгадать увиденные подсказки. Важно, чтоб после беседы его быстренько отпустили в настоящее, иначе переизбыток чужих воспоминаний из бездушных стекляшек может забрать его рассудок. Но разве всё предусмотришь.

– Кирилл! – Вадим требовательно нажал словами на отражение, жёстко перебирая пальцами по стеклу. – Куда ты шёл? И зачем? Где же ты? Покажи мне. Впусти!

Неожиданно в носу защипало, затылок переполнился обширной болью, глаза разъело липкой мокротой, глотать и дышать не получалось вовсе – Вадим задохнулся. Это всё они – отражения…

В отражениях Вадим или всё ещё нет, разобраться не выходило. В горле так мерзко саднило, что ни о чём другом не думалось. И только когда он прокашлялся и открыл, наконец, глаза, то внезапно очутился в темноте. Его охватил ужас: он ничего не видел. В отчаянии он бросил руки в стороны, ища стены, но без толку – рядом не во что было упереться.

– Где я?! – просипел парень. – Где, где, где?!

Безумно трещала голова, копошилось там непонятно что, монотонно тыкало в затылок, перекатывалось вперёд и тут же наваливалось на виски, давило, давило – не было выхода. И едва Вадим дотронулся скрюченными пальцами до век, тут же неуклюже угодил в липкие ресницы – на руках остался склизкий налёт.

– Что же такое случилось? – с отвращением простонал он. – Отчего незрячим вдруг стал? Когда?

В груди болезненно сипело при каждом вдохе и выдохе. Лёгкие, будто отжали досуха, как дряхлую поролоновую губку, а парень через боль снова вдыхал, судорожно хватал ртом воздух и тут же жадно глотал.

– Идти, идти… – не унимаясь, повторял Вадим. – Мне нужно идти… Или замёрзну…

Ведь бездушная промозглость то и дело пробиралась за ворот его толстовки. Пальцы так закоченели, что больше не слушались, а хрупкий мизинец и вовсе загнулся внутрь, и снова и снова впивался в застывшую ладонь в надежде согреться. Он отчаянно дрожал, забывая, как двигаться. Забывался и Вадим.

Вот он упёрся во что-то скользкое – стекло, может. Ничего не видел. Щурился, тёр глаза, а те безумно горели и слезились. Но вот он неуклюже оступился, споткнулся, и внезапно невидимое суровое железо вдарило под рёбра, выкачав обрывки хриплого дыхания и клочки застывающего тепла. Вадим без голоса прокричал, корча губы в немом вопле. Когда же снова вдохнул, иззябшими пальцами нащупал обидчика – перила.

– Дойду, я дойду… И не сдамся, – почти без голоса твердил он. – Только нельзя останавливаться…

Ещё стекло, и ещё. В ладони мальчишки то и дело безжалостно впивались острые с торца подоконники. Пару раз Вадим успел отдёрнуть руки за мгновение до боли, а дальше опаздывал, и металлические пластины окон царапали его до крови.

Под пальцы попадали бугристые стены. Истрёпанные и чужие, они не отзывались на его беззвучную мольбу о помощи, отталкивали промокшей заношенностью, ловко вырывались из раненых объятий, отказываясь пачкаться чужой жизнью, и Вадима отбрасывало прочь.

Люди, ещё и ещё люди, парень натыкался на них, а они в ответ шипели: «Накурятся неизвестно чего, и после шляются всюду». И брезгливо отпихивали его от себя. А он, истыканный грубыми углами равнодушного города, снова больно бился спиной и животом о перила. Падал на мокрый асфальт, зарывался ладонями в склизкие опавшие листья, в месиво холодных луж под ногами, в чавкающую грязь. Тяжко выл сквозь зубы, когда всё больше промокал и промерзал. О помощи просить у него не получалось – не было голоса. Тяжело поднимался и шёл дальше. Но куда дальше? Где он? Как сюда попал? Как выбраться теперь? И сможет ли Вадим выбраться?

Снова встретились холодные стёкла. Их много. Ничего не видно, наверное, ночь. Рук, кажется, больше нет, и ног тоже. И не зябко уже вовсе, а просто устал. Вдруг рука провалилась в пустоту – стена закончилась. Шагнул в неизвестность. Прелая тишина. Сырой, протухший воздух и корявая кирпичная кладка. Нужно немного поспать, и всё закончится. Спиной он сполз по шершавому покрытию на асфальт, сжался и уткнулся носом в колени.

– Тепло, сейчас будет тепло, – успокаивал он сам себе. – И не больно ведь, правда? Правда…

Дыхание успокаивалось. Почему он здесь? Где, здесь? Надо встать, идти дальше и бороться. Только зачем? И с кем, с кем бороться? Нет сил. Растратился в поединках с перилами, которые, что было злобы, вонзались в промёрзшего юнца, но так и не сломали его. Теперь холод за них добивал. Ну уж нет!

Сипло взвыв, он взвился, что было сил, и приподнялся. Царапал стену, цеплялся за кирпичные выступы, но без толку. Когда же по глупости чуть глубже вдохнул, хрипы из горла в мгновение задушили его. Дрожащими руками парень крест-накрест перехватил шею, силясь дышать ещё. Тут же перебросился на грудь, и всё трепал заиндевевшую толстовку. И вдруг оборвались его клокочущие всхлипы. Кирпичная стена оказалась под ухом. Мучительный выдох. Но что же это? Его бойко хлопали по щекам и в то же время плотно затягивали на шее тесную мягкую петлю. Душат?! Паника вмиг овладела Вадимом, и он слабо завозился в чужих крепких тисках.

– Не надо… ну, пожалуйста, не надо… – прохрипел он.

Непослушными пальцами парень, как мог, высвобождал горло из удавки, но ему не позволили выпутаться, а ещё круче сдавили глотку. Сопротивляться сил не осталось, он смирился со страшной участью, и его тяжёлая голова безвольно заваливалась на бок. Но её подняли и продолжили забористо растирать лицо. Вадима же одолевала горькая тошнота, ведь в животе то и дело скручивались тугие спазмы. Наверное, ему больше не встать… Но неожиданно сквозь нестерпимую ломоту во всем теле к его угасающему сознанию прорвался незнакомый мужской голос:

– Давай, дружище, рано тебе умирать, слышишь! Просыпайся же! Сейчас поможем тебе, вытащим, отобьём. Ты только дыши. Дыши!