Артем Римский - Без суда

Взглянув в окно, Сол увидел, что по направлению к флигелю идет домработница с передвижным столиком, чтобы забрать грязную посуду. Он оторвался от созерцания девушки и сам вышел навстречу, чтобы дверной колокольчик не наделал лишнего шума. Передав остатки ужина, кроме вина, и вновь оставшись наедине с Наоми, Сол поставил на паузу плеер в ноутбуке, и, удостоверившись, что внезапная тишина ее не разбудила, вышел на улицу с бутылкой в руке. Подойдя к своему флигелю, Сол уселся в кресло-качалку и закурил. Затем встал и направился к тому самому причалу, где позавчера познакомился с Наоми. Тут он просидел около часа, любуясь багровым закатом над полосой леса на дальнем берегу и окрашивающим воды озера в розоватые оттенки. Тишина и спокойствие нагоняли на Сола сентиментальные воспоминания, подкреплявшиеся медленным и легким опьянением, и только назойливые комары нарушали эту идиллию. Но чем дальше, тем сильнее Сол замечал, что в голову его медленно вползают те воспоминания, от которых он уже очень устал, и которые сейчас казались ему совершенно не к месту. Он чувствовал, как вновь начинает раздражаться, как захмелевшая голова готова устраивать привычные козни, как вновь хочется смотреть на свои пальцы, думая о том, о чем думать не следует. Память уносила назад и назад, в те, казавшиеся уже совершенно неправдивыми годы, когда он был счастлив всем тем, чем сейчас он был несчастен. Поняв, что ему не справиться, Сол покинул причал и решил отправиться спать. Подойдя к своему флигелю, он увидел, как у Наоми зажегся свет, и поспешил войти внутрь, чтобы не попасться девушке на глаза. Не включая свет, он скинул с себя одежду и рухнул в постель, но уснуть смог лишь через долгих полчаса.

Проспал же он совсем немногим дольше, и был разбужен настойчивым стуком в дверь, сопровождавшимся истеричным дерганьем дверного колокольчика. Не сразу сообразив, что происходит, Сол сел на кровати и встряхнул головой, чтобы убедиться, что звуки эти ему не приснились. Но истерика за дверью продолжалась, и, подойдя к двери, Сол услышал за ней голос Терренса.

– Ну, сантехник, – сквозь зубы говорил толстяк, впрочем, не повышая тона. – Предатель паршивый, дрыхнет сейчас. Почтальон, булочник, сапожник, открой эту чертову дверь.

Тон, которым Терренс перечислял профессии, был пропитан яростью, и наводил на мысли, что почтальоны, булочники и сапожники являются отнюдь не полезными членами общества, а отъявленными злодеями, чьи пороки заслуживали строжайшего порицания.

– Ты чего, Терри? – спросил Сол, открыв дверь и увидев возбужденное лицо своего товарища по несчастью.

– Ты почему бросил меня одного с этими… с этими водителями?

– Ты о чем?

– Я о том, что ты не пришел на ужин, и оставил меня терпеть издевательства этого Филиппа, – повышенным тоном ответил Терренс и вытер носовым платком испарину со своей лысины.

– Но я и не собирался больше ужинать в их обществе, – усмехнулся Сол, удивляясь манере Терренса так живо вкладывать негативный оттенок в название той или иной профессии. Тем не менее, он посторонился, приглашая гостя войти, потому что почувствовал интерес к тому, что позволил себе Филипп за ужином.

– Почему ты такой сторож? – разочарованно спросил Терренс, тяжело усаживаясь в кресло, с несоответствующими усилиям стонами и пыхтением. – Был бы ты там, ты бы сумел его осадить.

– Друг, ну тебе стоит самому постоять за себя. Этот Филипп далеко не самый страшный соперник.

– У меня язык не так подвязан как у тебя.

– Тут дело не в языке, а в том, что ты теряешься, стоит на тебя немного надавить. А если бы ты сохранял спокойствие, то сам без труда заметил бы все слабые места этого… водителя.

Терренс покачал головой и усмехнулся.

– Он спросил, где же сегодня наш друг со своими историями о своих сексуальных подвигах, намекая на тебя. То, что ты ужинал с Наоми ни для кого не было секретом, но он все равно поднял этот вопрос и, смеясь, добавил, что, скорее всего, прямо сейчас происходит очередная такая история.

Сол от души рассмеялся, чем заставил и Терренса улыбнуться.

– Погоди, – сказал Сол. – Попробуй вспомнить, каким в этот момент было лицо Эшли. Она вновь молчала весь вечер?

– Молчать-то она молчала, но выражения ее лица говорили без слов. И я прекрасно помню, как она смертельно побледнела, когда муженек на тебя и Наоми.

– Побледнела?

– Да, и взгляд опустила. Это было так заметно, потому что обычно лицо ее выражало удвоенную порцию презрения с лица ее муженька, и было понятно без слов, что она получает немалое удовольствие от подколов в мою сторону.

– Чем он тебя оскорбил?

– Да на протяжении всего ужина он как бы невзначай посмеивался и над моим весом, и над моей лысиной, но делал это так, что и прицепиться было не к чему. Но самым ужасным было, когда он… предложил мне заменить тебя и тоже поделиться парочкой историй о моем сексуальном опыте. Причем помолчал и добавил, что речь идет о сексе с другим человеком, – Терренс проскрипел зубами, и Солу показалось, что он сдерживает слезы обиды.

Ему стало так жаль этого беззащитного и совсем невзрослого мужчину, что он перестал улыбаться и лишь покачал головой. Личность Филиппа же вызвала в нем еще большее отвращение, и даже желание унизить этого закомплексованного выскочку с ярко выраженными маниакальными наклонностями. И самое интересное – Сол прекрасно знал, как он может это сделать. И сделать крайне жестоко.

– И все это под немой хохот этой его… швеи, – продолжал Терренс. – А потом он так прямо и спросил: «Или ты не любитель этого дела, Терренс? Я имею в виду трахаться».

– Так прямо и сказал? – поморщился Сол.

– Так прямо и сказал, но при этом еще и употребил англоязычное fuck, разумеется, намекая на мою фамилию. Сначала я хотел просто броситься на него и разорвать его физиономию, но вовремя взял себя в руки, сочтя такое поведение заведомым проигрышем. Кроме того, если бы я поступил именно так, это означало бы, что все мое лечение у Майера ничего не дало, понимаешь? Означало бы, что я так и не научился контролировать свой гнев.

Солу было все более жаль Терренса. Неужели его пребывание у Майера действительно ничего не дало ему? Неужели он так и не понял, что его проблема не в некоем гневе, в его исполнении слабо напоминавшем истинное значение этого слова, а в постоянном пребывании в своей скорлупе, которая крошилась от малейшего напора извне.

– И как ты в итоге отреагировал? – спросил Сол, представляя, как растерянный Терренс краснеет и не может произнести ни слова, а потом глупо улыбается и ковыряет в своей тарелке.

Терренс замялся с ответом, и Сол понял, что его догадка верна.

– Ты был обязан спровоцировать конфликт, Терренс. Просто обязан.