Сергей Богатырев - Чужая жизнь

Августовское близкое небо сияло мириадами звезд, полнолуние достигло своего пика, и большая желтая луна обливала хутор и окрестности каким-то нездешним мистическим светом. Степан видел, как через внутренний проход проскочила серая тень во двор Костика, наверное, мать пошла уставшего сыночка проведать. Потом уже в обратном направлении прошли двое, потом снова двое прошли в ближний двор, где жила молодая мать. Минут через двадцать вышли, одна фигура, явно женская, вернулась в центральную усадьбу, вторая фигура – мужская – проскочила до крайней хаты. Кто к кому и зачем шастал, оставалось только догадываться, но, видимо, были у них на то свои причины, все ж таки, они – все свои, почему бы и не пошастать друг к другу. Степану же не давал покоя вопрос о мужике той бабы, что жила в ближней к его ольхе хате: куда он подевался? Почему его нет? Возможно, на дежурстве остался, осенила вдруг его логичная мысль, а точно, ведь, у полицаев должно же быть ночное дежурство, ночные патрули тоже. Может, потому и ходил Костик с матерью к невестке или сестре, кем она там ему приходится, чтобы передать что-то от мужа, оставшегося в ночь на службе. Ну, что ж, если это так, то, выходит, этой ночью в ближней хате хозяина не будет, вопрос – куда идти в раздобытки решался сам собой. Очень скоро огоньки во всех окнах погасли – хутор засыпал. Степан, наконец-то, распрямляя затекшие члены, начал спускаться со своего наблюдательного поста на твердь земную.

***

Предав земле-матушке тело, выручившего их свой смертью, красноармейца, Степан и Федор двинулись вдоль болота, обходя его с правой стороны; шагов через пятьсот Федор, несший винтовку, сдернул ее с плеча, направив на болотную кочку.

– Ты что ошалел? – оторопел Степан. – С лягухами собрался воевать?

– Не-а, – помотал головой Федор, – ты подивись…

Степан вгляделся; это не кочка, это вздутая пузырем командирская гимнастерка. Он смело шагнул в болотную жижу, местами проваливаясь почти до колена, подобрался к новой находке. Перевернул. В лицо глянуло черное изъеденное месиво. Подхватил труп под мышки и потянул его к сухому краю болота.

– Старлей, – сказал оставшийся на берегу, чтоб не мочить ботинок, Федор.

– Видать, из одного отряда, – предположил Степан.

В правой руке был зажат немецкий Вальтер, последнее оружие красного командира.

– Хорошая игрушка, – сказал Степан, завладев пистолетом, в магазине которого было целых шесть патронов, – только два раз стрельнуть и успел.

– Да-а, что-то тут было, – протянул Федор.

– Слышь, Федька, ты вроде как при оружии уже, так что пистолет мой будет. Не возражаешь?

Федор возражать не стал, он из пистолета-то и не стрелял ни разу, с винтовкой ему было привычнее, нихай Степка балуется, он любит новизну всякую.

На командире оказались и сапоги, пусть насквозь мокрые, но что сделает вода хорошему хрому, надо только просушить и ходи – не боись. И этот «трофей» достался Степану, приложив подошву к своей ноге, он удостоверился, что даже чуток великоваты будут, но это не беда – велики, не малы. А вот часы командирские вода попортила, негодные были часы, пришлось выбросить.

– Ну что, Федя, – обратился Степан к другу, – видать день у нас сегодня такой – похоронной командой работать, надобно бы и командирика земле предать…

– Это – да, – согласился Федор, снова снимая с ремня штык.

***

Спустившись с дерева, Степан еще раз прикинул свои действия. «Так, сначала иду в крайний ближний двор. Там надо будет посмотреть, как в хату попасть. То, что на ночь закрываются, это – без сомнений. Однако ж, может, окошко, где приоткрыто, все ж таки, теплынь стоит, может дверь на чепок закрыта, да через щелку как его поддеть можно. Короче, на месте смотреть надо. А, может, и повезет, везло ж сколько раз до сих пор, может, молодка до ветру сама выйдет, хотя это не обязательно, в сенцах может нужду по ночному времени справлять. Главное, чтоб собаки не напали, не на цепи сидят, по свободе ходят. Собаки-то, конечно, не маленькие, но и не сильно, чтоб огромные. Если по одной, то, может, и справлюсь втихаря. Как там Трофим-пасечник учил: руку смело по локоть в горло, за основание языка вцепиться ногтями, а тяжелым чем, вот хоть и пистолетом – промеж глаз, и гавкнуть не успеет, а еще лучше – штык-ножом по горлу. Короче, до бабы добраться надо без шума, ну, и попугать ее, дуру, что, мол, дитенка порешу, если галдеть будет. Бабы – они за детей завсегда боятся. Ну что, пожрать у нее будет, одежа мужнина, думаю, тоже найдется. Может и обрез отдаст, должен где-то лежать захованный. А вот документ и конь с колесами, это у мужа, а его дома в эту ночь не наблюдается. Тогда придется идти до Костика, постращать эту бабу опять же дитенком, чтоб она его на двор вызвала, а там как получится. Конечно, было бы хорошо, если б без смертоубийства обошлось, да, ведь, не загадаешь». Степан полежал в ночной траве, собирая силы на решительный поступок. Ну, все, больше ждать нечего. Он привстал и осторожно, нагнувшись как можно ниже, потрусил в сторону хутора.

***

Болото оказалось большое, вообще-то, казалось Степану, здесь – в Белоруссии, как нигде много болот – сырая земля. Топали вдоль топи долго, хорошо, что в августе уже не так много комаров да оводов, окажись ты тут где-нибудь в конце мая или в июне – съели бы заживо. Ближе к вечеру вышли к старой гати, уходившей в вечерний туман, покрывавший болото.

– Ну, что, рискнем перейти? – задал вопрос Степан.

– А если встренимся с кем на гати, – поосторожничал Федор, – в болото ж не прыгнешь.

– Днем точно с кем-нить встренимся, а вот в вечор, может и проскочим. Кто будет в ночь по болотам шляться?

– Только мы с тобой.

– Ну, так идем…

Старые осклизлые бревна, местами залитые болотной жижей, иногда вибрировали под ногами, давая понять, что там – внизу страшащая пропасть, которая без раздумий заберет любую жизнь, чтобы растворить ее навеки в своей бездонности. Шли до самой темноты, и когда она – ночная тьма – полностью поглотила болото, они продолжали идти, осторожно ступая по незнакомому пути. Тут еще как нарочно, натянуло туч, и, несмотря на полнолуние, стало темно, как в ту ночь, когда гоголевский черт украл с неба Диканьки месяц. И, как награду, в едва брезжащем рассвете, они увидели край болота, гать кончалась, и почти сразу вырисовывался живописный сухой песчаный холм, поросший сосняком.

– Выбрались, – Федор растянулся на сухом, даже ранним утром, хвойном настиле.

– Не, Федь, погодь, вставай, пошли в край. Давай отойдем от гати хоть на полкилометра. Какая-никакая, а все ж таки – дорога, а нам с тобой смерть, как отоспаться надо.

– Ну, пошли, – Федор нехотя поднялся, подчиняясь железной логике спутника.

Пройдя метров пятьсот-семьсот, уставшие окруженцы вышли к живописному берегу маленького лесного озерца. Здесь, под песчаной кручей, под переплетением корней старых мощных деревьев, они и устроились на «утреннюю» ночевку.