Диана Солобуто - Подслушано: Вселенная. Премия им. Ф.М. Достоевского

– Пошумели – это ладно, а вот переодеваться и играть в карты в палате у больного – это уж слишком! Смотри у меня… – пригрозил Младышев.

Встряхнув волосами, словно пытаясь сбросить недавние упрёки Брамса, Виктор пошёл дальше.

Михаил Селенский проводил его недоумённым взглядом и пожал плечами. Ему было совершенно невдомёк, о какой такой игре в карты толкует помощник главврача.

В этот же день, принимая выписанные Брамсом таблетки, Степан Павлович почти окончательно убедил себя в том, что незваные игроки ему попросту пригрезились. Если бы не одно «но». На столе, куда он положил найденную накануне шестерку крестей, появилась другая карта – бубновый король. Сбитнев уже погрешил на подарочную колоду, однако не обнаружил в ней недостач. Совершенно обескураженный, он, правда, решил вернуть не принадлежащие ему вещи при первой возможности, потому что не имел обыкновения присваивать чужое. И такая возможность ему вскоре представилась.

Примерно к полуночи Степан Павлович проснулся, осознавая, что он не один. Переживания дня заставили его спать лицом к стенке, в страхе натолкнуться ещё на что-нибудь странное. Луна всё также нагло запускала свои пальцы в комнату, рисуя на стене перед ним серебристые узоры. Внезапно холодную тишину прервал густой, не менее холодный голос. От неожиданности пациент вздрогнул под одеялом.

– Послушай, ты начинаешь испытывать моё терпение. Сначала шестерка крести, теперь мой любимый бубновый король. Я же велел тебе пересчитывать карты после каждой игры. Таким манером ты растеряешь всю колоду, олух! – послышался звук оплеухи.

– Смиренно прошу простить неразумного дурака, – ответил другой голос, злой, но при этом дребезжаще жалобный и не такой холодный, как первый. – Я ведь не мог, ваше превосходительство, подобно вам предугадать, что у нас вознамерятся красть карты.

В этот момент благородный дух Степана Павловича, который живёт в каждом мало-мальски уважающем себя существе, возопил.

– Извиняюсь, – громко сказал он, слезая с постели и сам дивясь своей смелости, – если вам так не терпится играть полной колодой, я могу предоставить вам мою.

Игрок в цилиндре воззрился на него с ледяной насмешливостью. Сбитнев собрал все остатки своего мужества и положил подарок тётки на стол.

– Очень любезно с вашей стороны, – кивнул ему незнакомец.

– Да, – льстиво откликнулся его напарник, – не хотите ли к нам присоединиться?

– Не позорь меня, – раздражённо промолвил игрок в цилиндре. – Не приставай с бесовством игры к божьему человеку.

– Позвольте, – возразил Сбитнев, – я, будучи страстным поклонником Фейербаха, придерживаюсь атеизма.

– А, ну тогда вам ничего не грозит, – усмехнулся тот. – Тогда всё гораздо проще. Но вы ведь наверняка не играете в дурака, а только во что-нибудь аристократически старомодное?

– Ну почему же, – с некой надменностью ответил Степан Павлович. – Если господам угодно тешить себя деревенской игрой, могу и присоединиться.

– Ура! Наконец-то сыграем в переводного, – оскалился второй игрок.

– Молчи и сдавай! – холодным тоном приказал ему господин.

– Сию минуту, ваше превосходительство, сию минуту, – и его напарник начал умело тасовать карты.

– Однако, пока мы не приступили, надо предупредить вас: у нас очень высокие ставки…

– Меня это не пугает, – гордо заявил Сбитнев.

В эту минуту он взял от ипостаси серванта непоколебимую твердость духа и нежелание двигаться с места, раз уж он тут оказался.

– Вы даже не хотите узнать, насколько высокие? Дураки расплачиваются потерей рассудка, на то они и дураки…

– Прошу не говорить со мной загадками.

Незнакомец рассмеялся. Когда игра стартовала, Степан Павлович понял, что они напару закидывают его. Кроме того, он не был уверен в честности второго игрока, поскольку тот отбился пиковым вальтом, который, по наблюдениям Сбитнева, уже вышел. Проиграв первый кон, больной получил дружественное напутствие от господина в цилиндре:

– О, не печальтесь. Не везёт в картах, повезёт в любви. Вы ещё можете с легкостью отыграться – игра вещь капризная…

– Конечно же, я отыграюсь, – проворчал Сбитнев, сдавая.

Сдавать ему пришлось много раз, и он неизменно проигрывал. Госпожа Удача, казалось, ополчилась против него. Неизвестно, как долго они перебрасывались картами, однако вскоре Степан Павлович внезапно почувствовал, что уже светает, а загадочных игроков за столом и след простыл. Он же продолжает вести остервенелую и бесполезную игру с самим собой…

Из оцепенения его вывела громко хлопнувшая дверца углового шкафа.

Конечно, на вопрос Брамса о том, как он провёл ночь, Степан Павлович ответил «превосходно». Он не мог поведать ему о карточной игре с людьми, в существование которых отказывался верить. Ему, убеждённому скептику, впервые приходилось вплотную сталкиваться с такими несостыковками реальности. Но от профессионального внимания Петра Моисеевича не ускользнули фанатично расширенные зрачки, болезненно-утомлённый вид и синяки под глазами, явно свидетельствовавшие о бессоннице и крайнем возбуждении.

– Я бы порекомендовал вам сегодня побольше отдыхать, – веско сказал врач. – Придерживайтесь постельного режима, на улицу не выходите.

Сбитнев последовал его совету. Он слишком утомился, чтобы противиться.

Навестив его в обед, Брамс всполошился не на шутку. По всей палате были разбросаны игральные карты. Сам виновник хаоса сидел на кровати, поджав под себя ноги. По лицу больного разлилась мертвенная бледность, словно жизнь вытекала из него по каплям.

– Голубчик, как самочувствие? – дружески поинтересовался Брамс. Он умело скрывал свое беспокойство.

– Я хочу домой, – ответил Степан Павлович.

Пациент ощущал предельное изнурение; ночное бдение полностью съело его силы. Его живот сжался в размерах, из барабана превратившись в бубен. Даже аккуратно собранные в корзину яблоки не радовали – Сбитнев к ним не притронулся.

– Осталось потерпеть совсем немного, – убедил его Пётр Моисеевич.

Про себя он решил уменьшить дозу лекарства. Несомненно, раздражающее кору головного мозга вещество должно было вызывать слабость по окончании галюциногенно-бодрящего эффекта, но не в таком же объёме. Эксперимент шёл несколько в неверном направлении – Брамс ожидал увидеть яростную борьбу против наваждений, угнетённую иллюзиями агрессию, возможно с депрессивным уклоном, а никак не вялость, обвешанную нюнями. Впрочем, результаты редко соответствуют нашим ожиданиям.

Под вечер Степан Павлович чувствовал себя гораздо хуже. Тревога заставляла его вертеться с боку на бок, не находя себе места, и делать массу ненужных телодвижений. Не выдержав суетливых ощущений, он сел в кровати. Незваные гости уже заняли свои места. Не глядя на них, Сбитнев подался вперёд.