Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

Я не стала присаживаться, никто не изъявил желания завязать беседу, и мне стало скучно. Уверенным шагом я направилась к хозяину дома. Петр Борисович давал указания слугам. Дождавшись, когда он повернется ко мне, я извинилась и, сославшись на усталость, попросила позволения отправиться отдохнуть.

Граф отдал слугам распоряжение разместить меня в отдельном павильоне, где, как он выразился, я буду как дома. Тут же появился мажордом, и я последовала за ним. Мне показалось, что все с облегчением вздохнули, как только я удалилась. «Глупые коровы, – думала я, идя по коридорам. – Куда вам со мной тягаться? Испугались? Что графа вашего молодого украду? Да-а-а… он, конечно, хорош, и даже чем-то Федьку напоминает… глазами, что ли, темными… Статный такой, красивый! Что же я сразу-то не разглядела его как следует, еще в Петербурге… Но ничего, я до тебя, милый граф, еще доберусь. А сейчас – спать».

Меня проводили в отдельно стоящий дом недалеко от дворца, а там служанки распахнули передо мной двери комнаты на втором этаже, которая на эти дни была в моем распоряжении. Осмотревшись, я довольно улыбнулась: мне всё понравилось, хотя комната была совсем не похожа на мою. Не очень большая кровать с изголовьем, обтянутым узорчатым шелком, стояла в углу, а не посередине. Стены были затейливо обиты гобеленами, одна картина плавно переходила в другую. Пейзаж с красивой речкой и густым лесом выглядел настолько реалистичным, что, казалось, птичка, сидящая на ветке, вот-вот слетит с нее и закружится по комнате. Большое зеркало напротив окна отражало закат, и комната освещалась каким-то удивительно мягким светом.

Я открыла окно, и в него влетел прохладный ветерок; запахло лесом, рекой, комнату наполнил звонкий птичий гомон. Воздух был сухой и приятный, совсем не похожий на петербуржский, дышалось легко, и на душе было спокойно и радостно, словно я приехала… пусть не домой, но к очень близким людям.

Я закружилась по комнате, не удержалась на ногах и с размаху упала на кровать. «Эх, надо отдохнуть. Кажется, здесь со мной должны случиться удивительные вещи. Вся усадьба – как сказка волшебная, а в сказке что? Правильно: происходят чудеса». Так мне тогда казалось…

Нужно раздеться… В дверь постучалась служанка, но я отказалась от помощи, решив всё сделать сама. Сняв платье, я осталась в кружевной рубашке. Вынув шпильки из волос, распустила кудри по плечам и растрепала их. Подошла к зеркалу и начала строить рожи своему отражению. Это всегда веселило и забавляло меня. Мне казалось, что я еще маленькая девочка и, стоит мне захотеть, окажусь на гобелене, в лесу на берегу реки. Я беззаботно радовалась, играя с отражением.

В дверь опять постучали, и я подумала, что это та же навязчивая служанка.

– Все прочь! Ничего не надо. Всё прекрасно. Прочь, прочь, прочь.

Но в дверь продолжали настойчиво стучать. «Да что же это такое? – подумалось мне. – Кто смеет беспокоить барышню?!»

Я с негодованием распахнула дверь, чтобы высказать служанке всё, что о ней думаю. На пороге стоял Николай. Он держал в руках серебряный поднос, на котором стояли два бокала с розовым шампанским.

– Графиня, извините, что побеспокоил. Я искал вас в зале, да не нашел, вот и подумал принести чего-нибудь прохладительного.

Я совершенно растерялась, не зная, что ему ответить, а потом сообразила, что не одета, и начала стыдливо прикрываться.

– Не соблаговолите ли пару минут подождать, милый граф?

И, не дав ему вымолвить ни слова, захлопнула створку перед самым его носом так, что бокалы на подносе задрожали.

Прислонившись спиной к двери, я так громко дышала, что он услышал.

– Ну что вы, барышня, не стоит беспокоиться, – раздался его насмешливый голос. – Не дышите так громко: ваше сердце разорвется, а я этого не переживу.

Я удивилась перемене, которая произошла с Николаем: он больше не был так застенчив и робок, как в Петербурге. Накинув на плечи шаль, чтобы не оставаться в столь пикантном виде, я снова распахнула дверь.

– Проходите, коли пришли. Не ровен час кто увидит, тогда нашей репутации конец.

Он с усмешкой оглядел меня с ног до головы.

– Так-то вы печетесь о своей репутации…

– Вы меня смущаете!

– Я?! Вас?! А может, наоборот? Посмотрите, как алеют мои щеки.

Я не удержалась, ей Богу, не удержалась и спросила:

– От любви или от желания?

Он будто подавился ответом.

– Что-о-о-о?!

– От любви к шампанскому или от желания войти в мою комнату? – быстро проговорила я.

– Ну да-а-а, от желания войти, – он быстро закрыл за собой дверь.

– Право, я уже готовилась ко сну и никак не ожидала вас увидеть. Простите, что в столь неподобающем виде приглашаю вас войти.

– Ах, Натали, вы прекрасно выглядите, и эта шаль вам весьма к лицу. – Он едва заметно улыбнулся. – Попробуйте самое лучшее, что я смог найти в наших погребах. На это ушло немало времени.

Вместо того чтобы любезно поблагодарить его, я вдруг задала нелепейший вопрос, посчитав это самым подходящим выходом из щекотливой ситуации. Уж коли он не постеснялся впереться ко мне, что же я-то буду изображать из себя кисейную барышню?

– А где же бутылка? Или вы думаете, что я напьюсь одним бокалом, тем более таким тонким? Это вы своим кисейным москвичкам предложите, – я засмеялась. – Мне бы чарку побольше да бутылку подлиннее.

Он тоже улыбнулся.

– Как вы переменились, Наталья Дмитриевна…

– Вы тоже, Николай Петрович, – лукаво улыбнулась я.

Он присел на край кровати, поставил поднос на столик. Я подбежала, схватила и залпом осушила бокал. Качнув головой, он с интересом меня разглядывал.

– Шустра, ох, шустра… О чём же мы будем говорить, Наташа?

– Вы ведь зачем-то пришли, Николай? – я присела рядом. – Ах, какое вкусное шампанское! Я бы не отказалась выпить еще бокальчик этого благородного напитка.

– Чем больше я вас узнаю, тем паче вы меня удивляете, милая Наташа! – он мерно потягивал вино из своего бокала, вальяжно расположившись в кресле. – Расскажите мне, как вы живете? Как поживает ваш батюшка, как граф Орлов? О своем суженом поведайте: наверное, он какой-то особенный, раз вы собрались за него замуж? Не привелось нам поговорить с ним, да, если честно, и не хотелось… Ну не таите же ничего! Мне так интересно, право слово! Что нового в Петербурге? А то тут, в нашей Москве, скука смертная…

– А как же Анечка Белосельская? Она тоже заставляет вас скучать? Такая хорошенькая и нежная, как лебедь.

Николай улыбнулся и внимательно, с интересом посмотрел на меня.

– Увы, Наталья Дмитриевна. Скучны наши разговоры, робеет со мной Аннушка, и, сдается мне, у нее на меня особые планы…

– Никак влюблена без памяти?

– Пожалуй… – отпив еще шампанского, заулыбался Николай.