Артур Конан Дойль - Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова

– Бутылка джина, без сомнения!

– Лучшей причины у вас в арсенале случайно не найдётся?

– Хорошо, сэр, тогда – ваше мнение!

– Проще всего предположить, что эта тварь действительно реально существует в Природе! Хорошо видно, что скетч сделан с натуры! Вы не согласны?

Я сдержал приступ дикого смеха только оттого, что на миг передо мной возникла картина того, как мы в ритме вальса колесом катимся по коридору.

– Несомненно! – подсюсюкнул я, – Несомненно! – я говорил с нежными интонациями угодливого идиота и тем инфернальным спокойствием, с каким нужно разговаривать с опасными, буйными сумасшедшими, – Конечно, при этом, – добавил я, – эта крошечная человеческая фигурка смущает меня. Видите ли, если бы на картинке был изображён индеец, я бы ещё мог допустить, что это член какого-нибудь племени местных пигмеев, однако на картинке изображён человек с явно европейской внешностью и пропорциями, да ещё притом в пробковом английском шлеме!

Профессор зафыркал, как выкипающий от ярости буйвол.

– Вы шустро раздвигаете горизонты моего подвального мировоззрения! – сказал он ехидно, – Ареал человеческой тупорылости гораздо шире, чем я мог предполагать в самых мрачных прогнозах. У вас никогда не было кармического мозгового поноса? Ментальный запор вас не мучает? Удивительно!

Очередная вспышка гордыни профессора была так наивна и смешна, что на сей раз я даже не стал сердиться. Да и стоило ли впустую портить нервы? Сердиться на Челленджера было то же самое, что злиться на несправедливость молнии, неразборчивость урагана, или на безжалостность Солнца. Зная Челленджера, мне пришлось бы сердиться на него не то, что каждую минуту – каждый миг! Но легче и приятнее было ограничиться усталой, печальной улыбкой.

– Размеры этого пигмея, должен признаться, поразили меня! – сказал я.

– Смотрите-ка! – сказал тут Челленджер, тыча волосатым, толстенным, как сарделька, пальцем в злосчастный рисунок, – Смотрите внимательно! Вот тут, на заднем плане есть одно растение! Вы наверняка приняли его за какой-нибудь гигантский одуванчик или брюссельскую капусту, ну, не так ли? Но на самом деле – не так! Это растение называется южноамериканской пальмой, её ещё зовут «слоновой костью», её рост – в среднем футов пятьдесят-шестьдесят в высоту. И вы думает, что на таком фоне человечек нарисован зря? Человек нарисован здесь не с натуры. Он не мог даже встать рядом с таким чудовищем – его сразу бы разорвали на мелкие кусочки и съели. Человек, а это, если приглядеться, довольно приличный автопортрет художника, нарисован здесь совсем по другой причине – он всего лишь показывает масштаб изображения. Человек, европеец, примерно ростом пять футов. Посмотрите и прикиньте размер человека к размеру пальмы – она в десять раз выше его.

– Боже мой! – похолодел я, – Вы всё-таки настаиваете, что такое животное было… Но ведь, начни подыскивать ему приличную, подходящую конуру, то и «Чаринг-Кросс» окажется тесноват!

– То, что вы говорите, конечно, преувеличение, но сам экземпляр, в самом деле, внушает уважение!

– Но не будет же мы, – увы, я стал потихоньку увлекаться и горячиться, – но не будем же мы покушаться на весь тысячелетний опыт человечества, авторитет науки, и отметать его только на основании одного плохонького рисунка! Я пролистал страницы альбома и убедился, что в нём больше ничего нет! Там есть всего один-единственный рисунок какого-то сомнительного художника, художника от слова «худо», ну, что он мог начиркать, накурившись какой-нибудь дряни, один бог знает! В альбоме больше ничего подобного нет! Под воздействием гашиша и своего болезненного воображения люди и не такое чиркали! Вам, как человеку науки, не следует быть таким доверчивым к странным одиночным, непроверенным артефактам!

Видимо, чтобы дать мне хоть какой-то ответ, Челленджер полез на полку за какой-то книгой.

– Вот посмотрите, это совершенно блестящая монография моего талантливого коллеги профессора Рэя Ланкастера, – сказал он, – Здесь где-то есть одна картинка, которая может показаться вам небезинтересной! А, вот она, сама в руки просится! Обратите внимание на аннотацию: «Предполагаемый внешний вид динозавра – стегозавра. Юрский период. Задние конечности высотой в два человеческих роста. Вид сбоку». Ну, и что вы теперь на это скажете?

Передо мной была протянутая им книга. Один взгляд на гравюру заставил меня вздрогнуть. Между дилетантским скетчем маргинального художника и этим изображением представителя давно вымершего вида, без всяких сомнений, было поразительное сходство.

– Потрясающе! В самом деле, потрясающе!

– Но по вашим глазам видно, что в душе вы намерены упорствовать?

– Но разве это не может быть элементарным совпадением, или ваш накурившийся американец просто воскресил в мозгу картинку из вашей книжки, и старательно нарисовал её по памяти!

– Изумительно! – с видом школьного учителя, перемалывающего тупость двоечника, с каменной физиономией процедил Челленджер, – Ващими бы устами пить амврозию! Ну, допустим, пусть так! Но я надеюсь, вы не откажете мне в милости взглянуть одним глазом вот на это?

Теперь передо мной оказалась кость. Челленджер пояснил, что эта кость была обнаружена в вещах погибшего. Шести, примерно, футов длины, толщиной в мой большой палец с остатками засохшего хряща на самом конце, кость, конечно, привлекла моё внимание.

– Скажите, какое из ныне живущих животных могло бы быть обладателями такой кости? – спросил, склонив голову, Профессор.

Мне ничего не оставалось, как изобразив на лице непредставимое глубокомыслие, приняться рассматривать кость. Из чёрных глубин памяти я с трудом извлекал все известные мне факты школьного курса антропологии, убеждаясь, что почти всё уже давно выветрилось из моей головы.

– Скорее всего ключичная кость двухметрового человека! – уверенно предположил я.

В ответ Челленджер презрительно замахал лапками, как мельница, вращающая лопастями.

Вы видели когда-нибудь человеческую ключицу? К вашему сведению, она изогнутая! Посмотрите на эту кость! Она идеально прямая! Присмотритесь, вот тут – ложбинка, здесь проходило какое-то серьёзное сухожилие! Ключица не предусматривает ничего подобного!

– Ну, тогда я затрудняюсь сказать, что это…

– Выставлять на показ своё дикое невежество совсем не стыдно! Даю руку на отсечение, что вреди корифеев кенсингтона не найдётся ни одного, который мог бы привильно классифицировать эту кость! – тут Челленджер осторожно раскрыл маленькую коробочку для таблеток и достал из неё маленькую, не больше фасолины, косточку, – Что греха таить, вам должно быть понятно, что эта косточка в человеческом теле соответствует той, которая сейчас так оттягивает вашу руку! И что вы скажете теперь о размерах этого животного? Помимо всего остального, о чём, по вашему свидетельствуют останки хряща на кости? Правильно, о том, что кость относительно свежая. Это свидетельство, что кость не найдена в ходе каких-то раскопок в земле, и экземпляр животного даже не успел разложиться. И что вы теперь на это скажете?