Артур Конан Дойль - Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова

То, что описано здесь, изъято в дальнейшем из моих стенографических записей, сделанных в тот день, и в очень малой степени способно описать тот вселенский хаос, который воцарился к описанному мной мгновению в аудиториуме. Всё завертелось, закрутилось, а потом и вовсе началось настоящее столпотворение, так что некоторые предусмотрительные дамы загодя стали спасаться бегством. Общий пыл обуял не только горячих студентов, но и заразил более респектабельные слои. Клянусь, на моих глазах седобородые старцы, как маленькие дети, срывались со своих мест и яростно тряся кулаками, плевались и грозились всеми мыслимыми и немыслимыми карами вконец распустившемуся профессору. У некоторых была бешеная пена на губах. Чрезвычайно многолюдное сообщество закипало, шумело и булькало, как раскалённый на плите чайник. Наконец профессор сделал несколько шагов вперёд и воздел руки к небу. В этом пузатом великане ощущалась такая властная сила и непреклонность, что самые отпетые крикуны стали потихоньку замолкать, остановленные и усмиряемые его властным жестом и жёстким взглядом. И внезапно зал стих. Теперь все готовы были бесплатно слушать даже нагорную проповедь.

– Здесь не тюрьма, а я не тюремщик, чтобы пытать вас, и держать взаперти! – начал Челленджер, – Едва ли нам стоит попусту разбазаривать своё бесценное время! Истина не перестанет быть истиной, наткнувшись на хулигантские выходки и гнусные бесчинства тупых юнцов, им не поколебать её при всём их инфернальном желании! Выходки старых седовласых идиотов, при кажущейся большей их весомости, тоже не поколеблют её! Я продолжаю утверждать, что мной произведено открытие новой вселенской науки! Вы, как я вижу, намерены оспорить это, и я всей душой сочувствую вам. (Неясные крики со всех сторон) Предлагаю провести научный эксперимент! Скажите, вы не будете против того, чтобы выдвинуть из вашей среды любое количество представителей, которым мы поручим проверить истинность сказанного мной?

Желчный старикашка с перекошенным от злобы лицом – профессор сравнительной анатомии господин Саммерли, в иссущенном теле которого словно угнездился дух средневекового богослова, иезуита и тайного любителя аутодафе, сорвался с места. Сардонически, он стал верещать о том, не является ли заявление профессора Челленджера скрытой рекламой его и без того неимоверно разрекламированной поездки в Южную Америку, в верховья реки Амазонки, о которой он так победно вот уже полтора года трубит на всех перекрёстках и пабах.

Не обращая внимания на иронический подтекст, Челленджер кивнул ему в знак согласия.

Потом Саммерли с ядовитым прищуром осведомился, и каким таким образом профессору Челленджеру удалось сделать такой потрясающее открытие на территориях, вдоль и поперёк исхоженных такими светочами и знатоками науки, как Уоллес, Бейтс, не говоря уже о куче других исследователей, чей авторитете в научной среде был непререкаем.

Челленджер не стал тянуть кота за хвост, и бурно ответил, что знание профессором Саммерли мировой географии ограничилось поверхностным знанием Темзы и её рабочих окрестностей, а об остальном мире он знать ничего не желает, в том числе об Амазонке и втекающей в неё реке Ориноко, на круг занимающей площадь не менее пятидесяти тысяч квадратных миль. Ввиду сказанного, нет ничего удивительного в том, что одному из исследователей повезло чуть больше, и на таких огромных пространствах ему удалось то, чего не удалось жалкой группке остальных.

С своей знаменитой кисло-сладкой улыбкой профессор Саммерли заявил, что ему известно много больше не только окрестностей Темзы, но и Амазонки вместе с какой-то Ориноко, и разницу между ними он, разумеется, знает очень даже хорошо, и потому как-нибудь без глупых и напыщенных советчиков сможет судить об истинности сообщений и относительно Темзы, и относительно Амазонки, и если первые легко проверить, то о вторых мы можем судить только из горячечных словесных поллюций знаменитого профессора Челленджера, и его усыпительных колыбельных сказок. И для подтверждения истинности слов Челленджера, не будет ли он любезен указать широту и долготу места, где, по его мнению, обретаются всякие доисторические монстры и семиглавые драконы.

Профессор Челленджер мгновеннол отреагировал на это замечание Саммерли, сказав в примирительном тоне, что разглашение подобных сведений обязательно будет произведено, но вы должны понимать, что есть основания пока что оставить это в тайне. Но, учитывая крайний интерес к этому вопросу, он с некоими оговорками готов их предоставить компетентной комиссии, которую изберёт сама аудитория. Не соизволит ли профессор Саммерли войти в состав такой комиссии, дабы лично удостовериться в истинности утверждений профессора Челленджера?

Профессор Саммерли. Да, я согласен! (Вал оваций и стук каблуков)

Профессор Челленджер. Что ж, в таком случае я обязуюсь предоставить все потребные сведения, достаточные для того, чтобы добраться до этого места. Но поелику профессор Саммерли возложил на себя почётную миссию экзаменатора, требующего проверки его, Челленджера, он, Челленджер, обязан потребовать проверить на вшивость самого профессора Саммерли. Вы ведь не маленькие дети и должны понимать, со сколькими трудностями и опасностями сопряжено подобное путешествие. Поэтому мистеру Саммерли потребуется молодой, крепкий, здоровый телесно и психически помощник, который будет нести вслед за ним костыли и клизму. Не найдутся ли случайно в зале такие соискатели?

Есть случаи, когда внезапный порыв в корне меняет всю жизнь человека. Мог ли я даже предположить, что закатившись по заданию редакции в подобный Бедлам, я окажусь на краю самых невероятных, самых удивительных приключений, которые когда-либо выпадали на долю смертного и едва ли могли примерещиться хоть кому-то. Но моя Глэдис! Глэдис! Не о том ли она всё время мне твердила? Она и только она благословила меня на такое героическое деяние! И я неожиданно для себя вскочил с кресла. Слова без моего ведома стали срываться с моего языка. Мистер Тарп, сидевший по соседству, дёргал меня за фалды, принуждая сесть на место и причитал:

– Ради бога Мэлоун, не горячитесь, сядьте ради бога! Вы говорите глупости! Не стройте из себя идиота при всё честной кампании!

Тут я краем глаза увидел, как в первых рядах встал высокий человек с огненно рыжей шевелюрой. Он угрюмо свербил меня сверкающими глазами, принуждая уступить, но сдаваться я не собирался.

– Господин председательствующий! Я готов ехать! – твёрдо повторил я.

– Имя! Кто вы? Скажите своё имя? – изнемогала от любопытства публика.

В зале топот сменял свист, а свист – топот.