Артур Конан Дойль - Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова

Я ввалился в клуб. Шёл уже двенадцатый час, и большая гостиная была под завязку забита людьми, хотя до того, как все соберутся, было ещё очень далеко. Я заметил высокого тонкого, довольно бледного типа, восседавшего в кресле у камина. Он повернул ко мне лицо как раз в тот момент, когда я только стал придвигать своё кресло поближе к огню. О, подумалось мне, вот встреча, о которой я едва ли мог мечтать! Это оказался сотрудник журнала «Натура», тощий, как гончая собака, иссохший, желчный Тарп Генри. Я немедленно взял быка за рога.

– Что вам известно о профессоре Челленджере?

– Челленджер? – нехотя откликнулся он, скорчившись и хмуря брови, – Это не тот ли чудик, который забивал всем памороки своими сказочками о поездке в Южную Америку?

– Какими сказками?

– Ох, он с таким пылом трепался, что открыл там каких-то уникальных четвероногих тварей! Мне бы ещё поддаться и поверить в такую чушь! Потом, кажется, его заставили отречься от своих инсинуаций! Он не сдался и дал интервью «Рейтер», но и тут его постигла неудача. Его так освистали, что он, похоже и сам понял – дело скверно! Без людей, которые ему верили, надо признать, не обошлось. Сами знаете, люди могут поверить и в говорящую лягушку! Но он повёл дела таким образом, что оттолкнул от себя и их!

– Как?

– Вот так! Своей непредставимой неотёсанностью и хулиганскими выходками! На свою голову бедолага старый Ведли из Зоологического института послал Челленджеру вполне комплиментарное письмо: «Президент Зоологического Института просит почтить чрезвычайно уважаемого в Научном мире профессора Челленджера просьбой почтить своим высоким присутствием очередное заседание института». Как вы думаете, каков был ответ почтенного профессора Челленджера?

– И каков же?

– Поток грязных, нецензурных ругательств!

– Такого просто не может быть!

– Сильно цепнзурированный вариант его ответа мог бы выглядеть так: «Профессор Челленджер выражает своё ответное уважение Президенту Зоологического Института и в качестве ответной любезности нижайше просит того убираться подобру-поздорову к дьяволу и чёртовой матери!»

– Боже милосердный!

– Да, я почти уверен, что старикан Ведли сказал примерно то же самое. Мне припоминается его дикий, звериный вой на собрании: «За все пятьдесят лет честного служения Экспериментальной науке …я… я…» На нём не было лица, и он почти утратил человеческий облик.

– Подбросьте что-нибудь ещё об этом Челленджере!

– Ладно, я простой бактериолог, как вы знаете. Мой мир целиком умещается в окошечке микроскопа, а то, что перед глазами меня вовсе не интересует! Я всего лишь фронтмен, караулящий экстремальные границы непознанного! Изредка мне выпадает трагический удел выползти из своей башни из слоновой кости и лицом к лицу столкнуться с низкими и грубыми порождениями человеческой природы, с жалкими, неразвитыми людьми, они такие неотёсанные, такие грубые, такие мрази, встречи с ними не только оскорбляют меня, но и выводят из равновесия! Моё дело сторона, я человек тихий, домосед, но даже до меня, живущего по преимуществу в водосточной трубе, потихоньку стали доходить слушки об этом Челленджере. Челленджер отнюдь не из числа тех, от кого, как от назойливой мухи, можно легко отмахнуться! Челленджер – гений! Он умница, каких мало! Это концентрация человеческого интеллекта, и силы, однако не следует сбрасывать со счетов, что он к тому же ещё и махровый идеалист и махровый фанатик, не очень-то разбирающийся в средствах, какими он шпарит к цели. В конце концов он докатился до того, что стал ссылаться на явно фальшивые фотографии, настоящие подделки, с пеной у рта доказывая, что все они сделаны в Южной Америке!

– Вы говорите, он фанатик! Фанатик в чём?

– В тысяче вещей! Давеча он, как бешеный зверь, накинулся на теорию Эволюции Вейсмана! Утверждают, что в Вене он устроил грандиозный скандал по этому поводу!

– Вы не можете рассказать поподробнее?

– Только не сейчас! У нас в редакции есть подробные переводы протоколов конгресса. Если хотите посмотреть, я к вашим услугам!

– Я мог только мечтать об этом! Я должен взять интервью у этого типа! Как я понимаю, это будет не так-то просто, поэтомуследует поискать к нему какой-то ключик! Спасибо вам огромное за помощь! Если ещё не так поздно, тогда идёмьте!

Полчасом позднее я уже рассиживался в уютной редакции, листая неподъёмную инкунабулу с обнаруженной в ней статьёй « Вейсман или Дарвин?», с многозначительным подзаголовком: «Бурные схватки и оживлённые дебаты в Вене! Горячие прения!» Едва ли мои научные познания могли бы быть признаны фундаментальными, поэтому самая суть споров упорно ускользала от меня, было понятно лишь то, что хулиганистый профессор вёл научный диспут в необычайно агрессивной форме, чем, по всей видимости, просто разъярил вальяжных континентальных коллег. В скобках стояли три заметки, на которые просто невозможно было не обратить внимание: «Гневные реплики с мест!», «Шум и выкрики в зале!», «Общая обструкция и протест». Это было понятнее. Всё остальное, включая всякие теории и научную терминологию, я посчитал казуистической китайской грамотой и глобоко в неё углубляться не стал.

– Нельзя ли попросить вас, если это возможно, перевести эту чертовщину на обычный человеческий язык! – обратился я с жалкой молитвенным пафосом к моему доброму спутнику.

– Что вы, это и есть перевод!

– Тогда мне ничего не остаётся, как ввергнуться в джунгли оригинала!

– Тут есть условия жизни только для посвящённых небожителей!

– Ох, мне бы вычленить из всего этого бреда хотя бы одну фразу, которую можно членораздельно произнести! О смысле я уже не говорю! А, вот кажется что-то похожее! Кажется, я врубился в эти три слова! Дайте ручку, надо записать! Это будет наживкой, которую я нанижу на свои крючки, прежде чем бросить эти протухшие вкусняшки безумному профессору! Посмотрим, хитрая ли это рыба!

– От меня вам ещё что-то нужно?

– Стойте, стойте! Погодите! Может быть стоит обратиться к нему с письмом? Ведь если он получит письмо с таким солидным адресатом, это только прибавит солидности нашему намеренью!

– Результат будет немного отличаться от ваших прогнозов! Вы явно не Дельфийская Сивилла! Этот бандит, едва получит письмо, сразу отправится к нам в редакцию и переломает здесь все стулья и рёбра!

– Не может быть! Я напишу такое ласковое письмо, что даже крокодил подобреет! Показать вам текст?

– Ладно, дерзайте, если вам угодно! Вот, садитесь на мой стул! Там бумага, здесь перо и чернила! Когда напишете, дайте почитать! Тут без цензуры не обойтись!

Пришлось мне попотеть порядком, но в итоге получилось нечто, как мне казалось, вполне удобоваримое. Гордясь своей эпистолярной новинкой, я не без пиетета прочитал текст моему личному цензору: