Елизавета Версан - Арьяны. Книга первая

Здесь очень много света. Тёплый персиковый оттенок согревает эту комнату не хуже камина. Вся бытовая техника серебристо-чёрного цвета, а кухонный гарнитур сочетает в себе кремовый и ореховый цвета. У стены слева находятся стол и четыре стула. Справа располагается вся мебель: мойка со шкафчиком для посуды, плита с поверхностью из стеклокерамики, рабочий стол с ещё одним шкафчиком и холодильник. Что ж, даже если мои соседки слегка с шизинкой, у них определённо есть вкус и талант создания уюта.

Как выяснилось позже, и за кулинарные способности им можно поставить жирную пятёрку, ибо пирог оказался действительно вкусным. На секунду я даже представила, что сижу у бабушки дома, за окном лето, и, перекусив, можно выйти во двор поиграть со старым псом Бароном. Кузя, видимо, почувствовала каким-то образом навалившуюся на меня ностальгию, и остаток ночи решительно пресекала всяческие попытки Крис задать мне неудобные вопросы. Впрочем, и сама Кристина вскоре поняла, что мне неприятна тема прошлой жизни, так что к утру я уже перестала быть букой и даже всерьёз задумалась над тем, чтобы позвать их на свой день рождения в декабре. Мы проболтали почти всю ночь и выпили по пять кружек чая каждая. В свою квартиру я вернулась за три часа до будильника. Усталость застигла меня врасплох, так что моя безвольная туша отключилась прямо на диване.

***

Снег чуть слышно хрустит под ногами. Слабый свет от фонарика едва освещает тропинку, которая петляет между деревьями. Они все до ужаса похожи друг на друга, и внутри меня с каждой секундой нарастает паника.

«Я, что заблудилась?».

Нет, невозможно. Это же всего лишь небольшой лес. Да отсюда до домов всего-то метров сто! Ну хорошо, может быть, больше. Потому что на самом деле мне трудно понять, как далеко я зашла. Внезапный порыв ветра ударяет мне в лицо, и вдруг становится темно – погас фонарик.

– Вот чёрт! – выругавшись вслух, я пытаюсь зажечь его снова, но ничего не выходит.

Я беспомощно щёлкаю на кнопки, в глубине души понимая, что это бесполезно. Как назло, месяц скрыт плотной пеленой туч, так что даже на расстоянии вытянутой руки невозможно разглядеть хоть что-то. Я принимаюсь обыскивать карманы на наличие чего-нибудь полезного, но всё что удаётся найти – это складной нож.

Сердце неистово бьётся о рёбра. Я чувствую, как тревога стремительно расползается по всему телу, затуманивая разум. Что-то явно не так. В этом лесу. В этом районе. В этом чёртовом городе! И стоило только мне подумать об этом, как за спиной раздаётся хруст веток. Я слышу чьё-то рваное дыхание совсем близко, всего в паре метров от себя. Оно медленно приближается. Ещё немного и…

– Есенина!

Мой бок тут же почувствовал острый локоть Лизы. Я распахнула глаза и обнаружила стоящего надо мной преподавателя психологии.

– Анна, может быть, в Москве этому не учат, но у нас здесь, в провинции, на парах спать не принято.

Я сразу ощутила на себе двадцать любопытных взглядов, включая нашего психолога, Владимира Андреевича. Кажется, он невзлюбил меня с первого занятия. Наверное, не нужно было говорить, что этот курс мне знаком. И вступать в спор с преподавателем относительно некоторых научных взглядов тем боле.

– Ты почему меня раньше не разбудила? – шикнула я на Лизу, когда Кривцов отошёл подальше от нашей парты.

– Я пыталась, честно. Но ты вообще не реагировала.

– Наверное, пить чай с соседями до утра – не лучшая идея, когда занятия в универе с восьми.

– Очевидно, – поддакнула она и уткнулась в конспекты.

Пять минут под дождём – не самый длинный срок ожидания автобуса. Со скупой надеждой на то, что мне хоть немного стало везти, я протиснулась между людьми и встала возле окна. По стеклу сползали крупные капли дождя, размывая пейзаж ночного города. Прекрасная атмосфера для размышлений. В такие минуты я любила думать о чём-нибудь хорошем, например, о новой статье, или, на крайний случай, блуждать по коридорам воспоминаний. Но сегодня все мои мысли занимал тот странный сон. Было в нём что-то такое… Ощущения слишком реальные, и это не давало мне покоя. Такое странное чувство, будто я уже видела где-то это место, и, очевидно, во сне полностью отдавала себе отчёт, зачем пришла в этот лес. На реальную меня это совсем не похоже. Я не из тех, кто кинется ночью в тёмный лес. Это не в моём стиле. В моём стиле держаться как можно дальше от всего необъяснимого, избегать всяческих волнений и экстрима. Быть… обычной. А в этом сне я была другой. Той Аней, которая в детстве, приезжая к бабушке за город, возглавляла походы в заброшенные дома и к старой дамбе, о которой местные старожилы складывали легенды. Но эта девочка исчезла много лет назад, переехав в Москву и став образцом рациональности и порядка.

Из цепких оков лабиринта мыслей меня вырвал голос диктора, объявляющего остановку.

«Так, через две мне выходить», – подметила я мысленно и обернулась, чтобы просчитать план маршрута через толпу людей, но к своему счастью, обнаружила совершенно пустую площадку позади себя. Радуясь такой удаче, я спокойно отвернулась обратно к окну.

Всего лишь на одно короткое мгновение мои пальцы оторвались от поручня, но в эту самую секунду автобус дёрнулся и резко затормозил, и, конечно, моё тело по инерции отклонилось назад. Я уже приготовилась встретиться затылком с твердой поверхностью, но меня вовремя поймали чьи-то сильные руки – в пяти сантиметрах от моего испуганного лица оказался тот самый таинственный незнакомец из пиццерии.

– Вы в порядке? – вежливо осведомился он, возвращая меня в вертикальное положение.

– Да, спасибо. Вы очень… эм, хорошо среагировали, – неразборчиво выпалила я, едва оправившись от шока. – Боюсь, мой череп не выдержал бы столкновения.

Он с улыбкой пожал плечами и, наконец, выпустил меня из объятий.

– Я когда-то занимался танцами. Привычка спасать девушку от паркета.

Через пару метров двери с шипением открылись, и мы одновременно нырнули под проливной дождь.

– Вы тоже здесь живёте?

Мне очень сильно хотелось разглядеть поближе его лицо, но оно, как назло, было скрыто капюшоном. И, несмотря на то, что несколько коротких секунд мы находились очень близко друг к другу, я не смогла уловить деталей. Единственное, что врезалось в память – это глаза. Нефритовые, удивительно красивые глаза.

– Да, в третьем корпусе.

– Правда? Я тоже, в первом подъезде.

Он как-то странно кивнул, словно ему и без того этого было известно. Но только я открыла рот, чтобы расспросить его об этом, как он, извинившись, свернул в противоположную сторону. Я резко остановилась, чтобы посмотреть, куда это мой спаситель так неожиданно подорвался, однако его уже и след простыл.