Александр Берник - Степь 2. Расцвет. Часть вторая

– Нет, Кайсай, – весело ответила Золотце, видимо приняв решение быть раскованной и получать от этого удовольствие, сверкнув искрой своего мимолётного чарующего взгляда, – красим мы их. Мы все до единой крашенные. Представляешь?

– Это как? – так же естественно удивился Кайсай, подъезжая к Золотцу в плотную до касания и разглядывая длинные волосы, забранные в косу.

– Травка тут в степи одна секретная растёт. Вот её собираем, отвар готовим и красим.

И с этими словами она, порывшись в перекидной суме достала небольшой кожаный мешочек. Развязала, понюхала и протянула его берднику. Тот осторожно взял мешочек, тоже зачем-то понюхал содержимое, ощущая пряный аромат неведомой травы, хмыкнул и вернул хозяйке, давая понять, что перекрашивать себя просить не станет. Ему и свой рыжий цвет сойдёт.

– А можно ещё спросить? – осторожничая поинтересовался рыжий.

– Спрашивай. Я сегодня добрая.

– А это правда, что обладательница чёрного узора может запросто жизнь отобрать?

Весёлость с лица Золотца как ветром сдуло.

– Это тебе тоже еги-баба поведала?

– Нет, – не стал врать воин, – это мне мой наставник рассказывал, а у еги-бабы он не чёрный, а серый такой, пепельный, примерно, как у тебя. Я её, кстати, тоже спрашивал, но, по её словам, она такого не может. Пуп говорила развяжется.

– А ты храбрый заяц, – неожиданно жёстко проговорила Матёрая, уставившись в упор на собеседника, – не трясись. У меня тоже пуп не так завязан, а вот наша Матерь, может высосать жизнь одной мыслью. Но у неё чернота блестит словно масло, а моя, да, матовая. Я только так могу…

И не успел Кайсай возразить, мол не надо, верю, как его скрутила сумасшедшая судорога, да так резко, что зубы друг о дружку щёлкнули, со звоном отдаваясь гулом в бестолковой голове, а он сам, лишь спало оцепенение чуть с коня не сверзься, чудом удерживаясь в стременах. Золотые Груди хохотала до слёз. Ей, видите ли, стало весело.

– А розовый узор на попе тоже рассмотрел? – поинтересовалась золотая ведьма хитро прищурившись.

– Не надо, – завопил Кайсай, и кинулся от заливающейся смехом девы подальше в сторону…

Перебравшись вброд через очередную не широкую реку, где стояла застава с ордынским охранением, услужливо расступившемся как можно дальше от проезжающих золотоволосых дев, и позволяя тем самым двум молодцам, ехавшим с «мужерезками» проскочить кордон без какого-либо допроса с дознанием и уплатой пошлины, путники, наконец, вступили на легендарное Дикое Поле.

Отъехав от реки на четверть полёта стрелы, Золотые Груди остановила коня, и все путешественники собрались в единую кучу.

– Всё, – вновь преображаясь в спесивую стерву подытожила золотоволосая Матёрая, – мы на месте. Вам туда, – и она указала рукой на утоптанную дорогу, – а нам домой, в другую сторону.

– Жаль, – протянул Кайсай, прикидываясь дурачком, – я б в вашей компании всю жизнь ездил бы.

– Соскучишься, приезжай, – повеселев съязвила Золотце, топя своими зелёными глазищами, раздевающего её взглядом бердника, – будем рады вас сварить и съесть.

Девы звонко засмеялись довольные шуткой своей предводительницы. Молодцы кисло скривились, изображая отвратительные улыбки. Затем Золотце молча подвела коня к рыжему балагуру и сделала то, отчего в ступор впали абсолютно все без исключения. Похоже даже те охранники, что караулили переправу и издали наблюдавшие за странной компанией.

Она вдруг ухватилась за шею Кайсая и впилась сладким поцелуем в губы воина. Затем отстранилась, оправила задравшуюся золотую бронь, и вальяжно проговорила довольная собой:

– Извини, но я привыкла последнее слово в разборках всегда оставлять за собой, Кайсай.

И тут же пронзительно взвизгнув «Я-ху-ю», стелясь стрелой к траве, поскакала вдоль реки. Её замешкавшееся на мгновение сопровождение, взвизгнули то же самое и понеслись следом весело повизгивая. Кайсай с Куликом остались стоять каменными статуями.

– Она меня отравила, – тихо, вполголоса выдавил из себя бердник, еле шевеля всё ещё ощущаемыми поцелуй губами.

– Как отравила? – взвизгнул перепуганный Кулик, и ничего не понимая кинулся к товарищу на помощь.

– Полностью. Жизнь отравила, голову. Сердце вообще разбила вдребезги, – продолжил сконфуженный Кайсай и повернувшись к своему попутчику, неожиданно для белобрысого спросил, – что это было, как ты думаешь?

– Ну, я не знаю, – стушевался Кулик, но тут же внёс своё предположение, – может влюбилась?

– Я тебя умоляю Кулик, – вальяжно перебил его рыжий тоном бывалого, – эта, может влюбиться только в саму себя и ни в кого больше.

– А что же тогда? – удивился молоденький берсерк.

– Да хрен её знает? – подытожил разговор Кайсай, встряхивая головой, – она то вряд ли, а вот я, похоже, окончательно пропал. И ведь как точно ударила, золотоволосая дрянь …

Ордынский сход ещё издали напоминал огромный муравейник, беспрерывно кишащий в хаотичном движении, гудящий словно пчелиный улей и при этом дымящий в небо струйками костров. Кибитки с телегами, разномастные шатры и убогие шалаши самого разнообразного вида, а между ними толпами люди, оккупировавшие большой холм. И всюду кони: внутри, снаружи. В степи меж муравейником и рекой паслись огромные табуны. Кони казалось ходили везде.

Солнце уже садилось за горизонт, когда новобранцы добрались до края огромного стойбища. Было ещё светло, но Кайсай не поддержал желание белобрысого, во что бы то ни стало сразу броситься на поиски и непременно именно сегодня свидеться с атаманом той орды, куда направлял свои стопы молодой берсерк. Расспросы ближних пристанищ, как и ожидалось результатом не порадовали. Никто такой орды не знал, о таком атамане не слыхивал и представления не имел в какую сторону их послать, поэтому все посылали примерно в одно и то же место.

Обижаться, собачиться и сцепляться с бывалыми и к тому ж не в меру пьяными здоровяками, оба молодых новобранца посчитали деянием нецелесообразным. В конце концов Кулик сдался на милость рыжего и согласился с планом Кайсая, заключающийся в том, чтобы наоборот, как можно скорей вылезти из этого муравейника и устроиться на ночлег уйдя подальше в степь или к реке, где и им будет спокойней спать, и коням будет где пожевать не стоптанную и не съеденную ещё траву.

Распрягли животину и пустили пастись на вольную, а сами положив под голову сёдла, развалились на постеленных баулах бердника и в спокойном сумраке ночи любуясь звёздчатым небом, завязали неторопливый разговор о будущем.

– Слышь, Кулик, – начал бердник издалека, но уже сформулировав в голове каверзный план перетягивания белобрысого на свою сторону, – а в той орде куда ты рвёшься берсерки водятся?