Александр Берник - Степь 2. Расцвет. Часть вторая

Рыжий сполз с коня на землю, протискиваясь между своим Васой и жеребцом Золотца, выходя к золотой бабе и почтительно стянув шапку поклонился в пояс, после чего мотнул головой таким образом, что коса, сделав по воздуху круг, опустилась ему на грудь, глухо стукнувшись о бронь. Матерь распахнула изумительные лазоревые глаза от столь эффектного приветствия юноши и подошла к молодцу вплотную, схватив его рыжую косу и пристально рассматривая. Повертела, пощупала, а затем обратилась к своим спутницам:

– Девы, вы б научили пацана косу плести, а то ведь не понять по плетению, толь девка «навыдане», толь «взаперти» сидит.

Все зрители оценили шутку по достоинству, заливаясь звонким раскатистым смехом. Все, кроме Кайсая, хитро прищурившегося, соображая с чего бы такой важной особе, почти божественной, играться с ним в народное зубоскальство. Не смеялась и Золотце. Та не только не веселилась, но и с лица спала побледнев, настороженно сверля спину молодого бердника. Она очень боялась, что этот безголовый от рождения урод за ответным словом в карман не полезет, и её опасения подтвердились в самой ужасной форме в её понимании.

– Нет, – взмолился рыжий, чуть не плача и придурковато прикладывая ладони к щекам, – прошу тебя, Матерь, всё что угодно только не это, а то ведь чего дурного и от меня поимеют, упаси Троица. Того и гляди начнут ни с того ни с сего свои крашенные пряди в две косы плести вместо одной. 13 13 Девки заплетали одну косу бабы две.

На этот раз взревела мужская половина зрителей, и самым громким хохотом оказался голос верховного атамана, стоящего за Матерью. «Мужерезки» только растянули надменные улыбки, мол «ну, ну поговори ещё». Золотой бабе, похоже, «ответка» понравилась. Она явно сдерживала себя из последних сил чтобы не захохотать вместе со всем окружением. При этом её глаза быстро бегали по лицу бердника, толи что-то ища на нём, толи ещё по какой причине, не понятно.

– Ну что, Матерь, – сквозь смех взревел прослезившийся атаман, – знай наших. Ишь, какое пополнение подрастает. Обзавидуешься.

– Только я никак не пойму, – перебила его ликование Царица Степей, – вроде мальчик с виду не глупый, а страх потерял, словно полная дурачина. Тебя как кличут, покойничек?

– Я бердник Кайсай, Царица.

Он учтиво наклонил голову, убрав косу за спину. Она продолжала разглядывать его спокойное лицо будто старалась как следует запомнить, а потом, уставившись в глаза своей немигающей синевой, спросила уже тихо и жёстко без всякого веселья:

– Кайсай, ты кто: дурак или считаешь себя бессмертным?

– Я ни то и не другое, Матерь. Я – знающий, – тут же без паузы парировал бердник вызывающий вопрос.

– Знающий? – удивилась золотая царица, сделавшись заинтересованной и всем видом давая понять, что ждёт объяснения.

– Я знаю то, – начал молодой бердник серьёзным негромким голосом, чтобы могли слышать лишь те, кто стоял рядом, бросив всякое шутовство, – что пока не сыграли поход и сёстры не закуманились, все они обычные девы. Такие же, как все мы смертные. Только ваши девы отличны от обычных тем, что обворожительно красивы, умны и соблазнительно прелестны в своём создании. Ради таких, горы воротить хочется, реки запруживать и таскать к их ногам звёзды с неба, – он сделал паузу, вглядываясь в некогда красивое лицо, но пожухлое нещадным временем, оставив не тронутыми лишь лазоревые глаза, блестевшие игривой непосредственностью, – а вот как поход сыграете, и придёте в единение, так я первый побегу прятаться, в землю зарываться. Только б на ваши прекрасные глаза нечаянно не попасть.

Кайсай вновь учтиво наклонил голову. Судя по лику царицы и от гордости светящимся лицами дев-воительниц, что маячили сбоку, да и, судя по глазам воинов, стоявших за спиной верховного атамана, на всех, кто услышал, речь молодца произвела впечатление. Всю торжественность испортила Золотце:

– Ничего, рыжий. Хоть заживо схоронись. Я тебя из-под земли выкопаю. Я тебе скорей устрою косы в два ряда.

И вновь прокатилась волна, на этот раз лёгкого смеха, ну и как полагается, Кайсай в долгу не остался:

– Угу. Только смотри не повреди себе чего цельного, когда, стоя на карачках будешь землю рыть.

И под очередной грохот хохота, он изящно прогнул спину, выпячивая пятую точку и хитро оглядываясь. Матерь на этот раз тоже рассмеялась, но тут же резко выкинула поднятую руку в сторону Золотца, видимо пресекая что-то из ряда вон выходящее от боевой расписанной ведьмы, явно примеряющейся врезать ему по откляченной заднице колдовством:

– Ну хватит Золотце, успокойся уже, – а затем обратилась к рыжему, – так ты чей будешь, молодец и откуда пришёл в этот гадюшник, что кличет себя ордой? – и тут же резко озлобившись буквально прошипела, – и откуда у тебя этот пояс, тать?

– Сирота я, царица. Отца матери не ведаю, а пришёл я сюда посланный дедом.

И с этими словами он вынул из потайного кармашка сверкающую золотую бляшку и протянул её на ладони в направлении верховного атамана.

– Дед велел передать, что зарок выполнен и что посылает меня заменой, как договаривались.

– Дед? – почему-то, вместо атамана взвилась Царица Степей, выхватывая из его рук бляшку с узорами и пристально всматриваясь в рисунок, после чего взглянула на Кайсая каким-то странным, не присущим грозной владычице, а буквально материнским ласковым взглядом и произнесла почти шёпотом, – так ты…

Но тут влез атаман, отбирая у неё золотую узорную безделушку.

– Так этот старый пьяница и развратник ещё жив?

– Когда чуть больше двух седмиц покидал дом, бегал живее всех живых, – недоумевая проговорил Кайсай, ожидая несколько иной реакции от Агара, помня рассказы деда об их отношениях в былые годы.

Но атаман не дал ему возможности сконфузиться. Он улыбнулся, хлопнул по плечу рыжего и объявил:

– Ладушки, Кайсай, идём к столу. Нынче будешь моим гостем.

Рыжий подался вперёд, как вдруг встрепенулся и сконфужено проговорил:

– Атаман прости, но я не один. Со мной молодой берсерк. Он товарищ мой.

– Берсерк?! – чуть ли не в один голос, вскрикнули атаман с Матерью.

Это оказалось так неожиданно, что Кайсай даже вздрогнул, а бедный Кулик всё это время, прятавшийся в тени выглянул из-за коня бердника, опустив голову и покраснел как девка.

Матерь сверкнула восхищёнными глазами и резко отодвинув рыжего рукой, кинулась со всех сторон рассматривать Кулика, крутя его как куклу и приговаривая: «Дай-ка мне на тебя взглянуть», а когда рассмотрела, то рухнула на колени и ни с того, ни с сего закатилась в истерике, давясь неистовым смехом, выдавливая из себя лишь жалкие «Ой, не могу! Личинка! Настоящая!». Смеялась она одна. Все остальные в состоянии оторопи, ничего не понимая, растерянно таращились на царицу.