Яна Демидович - Запах октября. Сборник рассказов к 100-летию Рэя Брэдбери

– Сруби его, сруби, сруби!.. – завыла Лотта утром, заламывая руки, и потеряла сознание.

Очнулась она рядом с семейным доктором, что щупал её пульс.

– Всё хорошо, миссис Гордон. Вы в порядке, малыш тоже.

Лотта сглотнула. И лишь после услышала, как в саду работает бензопила.

***

Всё, наконец, стало хорошо. Сон улучшился, на щёки вернулся румянец… Лотта вновь стала улыбаться, а Рик-младший – подобающе вести себя.

«Скоро увидимся, маленький», – шептала Лотта, любяще гладя живот. От кошмарного дуба не осталось и пенька.

Лишь однажды радость её омрачилась: в день, когда вернулись девчонки, что, как выяснилось, уезжали в другой город.

Лотту, опять задремавшую в кресле на веранде, разбудил крик. Продрав глаза, она увидела там, где стоял дуб, две сутулые, поникшие фигурки.

– Что, не ожидали, да? – с нескрываемым злорадством сказала Лотта, не спеша подойдя к ним со спины.

Вэнди и Флора не шевельнулись.

– Ищите себе другое место для игр. Уходите. Чего застыли?

Старшая, Вэнди, резко обернулась, и Лотта невольно попятилась: столько неприкрытой злости было на детском лице.

– Вы поплатитесь, – сказала девочка. Дёрнула за руку сестру, и обе они побежали к изгороди.

– Только попробуйте вернуться!.. – опомнившись, прокричала Лотта им вслед. Щёки её пылали, сердце болезненно колотилось.

…Но это всё были пустяки. Пустяки по сравнению с тем, что на следующее утро обнаружила Лотта.

Там, на земле, где стоял почивший дуб, лежал пластиковый пупс, запятнанный красным. А рядом, как, бывало, сладкое подношение, на листе лопуха багровели свежие капли крови.

«Феи не простят», – шепнул ветер, и ноги Лотты подломились. Живот резанула ужасная боль, стало мокро и страшно.

– Рик! – не своим голосом закричала Лотта.

И всё потемнело.

***

Она не знала, сколько прошло времени. Лишь запомнила резкий, больничный запах, свет и людей: в халатах, масках и шапочках. Где-то, без сомнения близко, стоял Рик. Наверное, это он держал её за руку, как тисками, пока врачи тащили из истерзанной утробы их первенца. Их сладкого Рика-младшего…

Его глаза были голубыми, а личико – красным и сморщенным. Лотта чётко запомнила это, перед тем, как погрузиться в сон без сновидений.

Но, когда малыша принесли покормить, улыбка вдруг застыла на её лице.

– Что такое, дорогая?

– Это не наш сын.

– Что? – поперхнулся Рик.

– Это не наш сын!..

И были слёзы, и был вызов медсестры с успокоительным, осмотр малыша и новые разговоры.

– Шарлотта, родная, тебе показалось…

– Его глаза были голубыми, голубыми!

– Карие глазки, замечательные, как у твоей мамы…

– Нет!

Младенец лежал на руках отца и, некормленый, тихонько плакал. Вдруг задохнувшись, Лотта вспомнила ужас на месте дуба.

– Что? Пупс в крови? – нахмурился Рик после её рассказа.

– Ты должен был увидеть!

– Милая, я прибежал на крик, я видел только тебя. Тебе показа…

– Это всё девчонки! Всё из-за них! Это они, это…

«Феи не простят».

Лотта осеклась. Взгляд её перешёл на младенца – и встретился с таким же внимательным взглядом тёмных глазок.

«Вы поплатитесь».

– Подкидыш фей, – прошептала Лотта, вспомнив детские сказки.

И захохотала в истерике.

***

…Перед выпиской Лотта узнала, что соседи переехали.

– Я думал, ты обрадуешься, – удивлённо сказал Рик, сообщивший эту новость.

Жена бледно улыбнулась ему.

– Да, милый. Это… здорово.

Рик-младший лежал на её руках и спокойно сосал грудь. Он вообще был спокойным: не кричал, не плакал… Медсёстры нарадоваться не могли: «У вас такой сладкий пупсик, миссис Гордон! Просто сказка!»

Сладкий. Сказка.

Лотта заставляла себя улыбаться. Паника прошла, курс успокоительного делал своё дело. Фей не существовало в природе. Но что-то, что-то… что-то заставляло застывать ледяной статуей, когда маленькие влажные губы обхватывали сосок. Как будто это было неправильно.

«Как будто это – Подкидыш фей», – добавил в мозгу непрошенный голос.

По телу Лотты прошла судорога.

«Их нет. Нет!»

Нет – также, как противных девок и окровавленного пупса, что вызвал у неё преждевременные роды. Ни следа крошек от пирогов, карамели и страшного дуба с лентами на ветвях. Нет и нет.

«Всё хорошо, – упрямо повторяла Лотта, зайдя в дом с младенцем на руках. – Всё хорошо».

Но это было не так.

***

В первую же ночь младенец закричал, точно его режут. Подскочив, Лотта включила свет и ринулась к кроватке.

Рик-младший встретил её невозмутимым взглядом.

– Что такое? – зевая, подошёл муж. – Есть хочет?

– Не знаю, – сглотнув, ответила Лотта. При свете ночника сын казался бледнее обычного. Глаза же, наоборот, напоминали тёмные пещеры.

«Или дупла», – подумалось Лотте, и она скорей отмела опасные мысли. Взяв малыша, поднесла его к груди.

– Не хочет? – спустя минуту спросил Рик.

– Нет…

Рика-младшего положили обратно в кроватку. Спустя час, когда родители только заснули, крик-сирена раздался вновь.

И опять – ангельски-безмятежный лик. И снова – нежелание кушать.

– Младенцы… – пробормотал муж, ложась обратно в кровать.

Лотта помедлила. Игра света, или на мизерных губах мелькнула улыбка? За секунду до выключения ночника?..

На третий крик Лотта вызвала врача. И плевать, что за ночной вызов придётся раскошелиться. Доктор осмотрел младенца, одобрительно сообщил, что тот здоровее всех, и уехал с чувством выполненного долга.

…Лотта лежала без сна до самого утра. И чувствовала, как младенец в кроватке неотрывно смотрит в её сторону.

***

Рика отправили в командировку. Эта новость прозвучала громом среди ясного неба, и от лица Лотты отлила краска.

«Я буду… с ним… одна?»

– Всего-то денёк, милая. Не скучай. Люблю тебя и малявку!

Влажный след от поцелуя Рика ещё подсыхал на щеке, когда Лотта вернулась в дом с крыльца. Этажом выше тут же грянул знакомый плач. Грудь зачесалась, словно обкусанная мошками.

«Всего один день, – твердила себе Лотта, поднимаясь по лестнице. – Всего один…»

Будь живы родители, можно было бы пригласить их. Но ни её, ни Риковых родных уже не было на этом свете. Нет подруг и даже соседей с детьми. Конечно, можно бы заказать сиделку, нянечку, но это, наверное, слишком уж дорого…

Младенец моргнул и протянул к ней пухлые ручки.

«Есть хочет. Ладно».

Под его требовательным взглядом Лотта не выдержала и почесала грудь ногтями. Малыш гугукнул, потянулся сильней.

«Ладно».

Взять на руки, сесть, выпустить из блузки одну грудь…

Резкая боль заставила вскрикнуть. Младенец впился в неё пониже соска и зарычал, как разъярённый дворовый кот.

«У него зубы!..» – прогремело в голове, и Лотта, не понимая, что делает, чисто рефлекторно ударила существо – не человека, нечисть! – по голове. Зубы разжались, и мягкое тельце, скатившись с её колен, шлёпнулось на пол.