Дмитрий Петелин - Эфир

Я прекрасно видел сочную грудь до того самого места, где её скрывали чашечки лифчика, а когда Наташа откидывалась на спинку стула, там виднелся верх небольших розовых сосков. Она прекрасно видела, что я прекрасно всё вижу, и, готов спорить, получала от этого кайф.

Дикое волнение во мне боролось с не менее диким желанием. Мы оба знали, зачем Наташа сегодня пришла, но всё же где-то далеко во мне сидел страх, что вот сейчас я попытаюсь поцеловать её, а она отпихнет меня и скажет: «Э-э-э, полегче! Ты за кого меня принимаешь, Петюня?». Но даже это волнение меня радовало. Благодаря ему, я прямо всеми фибрами чувствовал остроту момента, остроту жизни, чувствовал, что это и есть самый её сок.

Не знаю, как, но я смог дотянуть до последнего выпуска рекламы и не взорваться, а когда с ним было покончено, сказал: «Пойдем, покажу кое-что». Я взял Наташу за руку и повел за собой.

Мы вышли на крышу. Майская ночь сама по себе романтична. На крыше высотки – романтична вдвойне. Привычный серый город – мешанина из домов, дорог, пробок, светофоров, фонарных столбов, автомобильных стоянок, магазинов и прочей обыденной ерунды, превращается в фантастическую морскую рыбину. Ту, которая плавает по дну океана в абсолютной, бескрайней пустоте и каким-то непостижимым образом светится множеством огней. Огни гаснут и загораются, движутся по телу чудесной рыбы. Она настолько громадна, что вы единственные, кто может видеть её целиком, потому что оседлали эту рыбину и плывете вместе с ней, забравшись на самый высокий плавник.

Наташа приблизилась к краю крыши и сказала восхищенно: «Как здорово!»

Я подошел к ней сзади и обнял. Отталкивать меня она явно не собиралась. Волнение утихло, превратилось в приятное предвкушение.

Довольно скоро мы оказались в полутьме новостной, на диване. У меня была приготовлена свежая белая простыня, но расстелить я её не успел. Что уж там, даже диван разобрать я не успел.

Часа в четыре утра Наташа попросила вызвать ей такси. Остаться, поспать и с утра уехать вместе она с улыбкой отказалась:

– Не хочу встречаться с твоими коллегами. Еще подумают, что мы тут трахались…

Она изо всех сил делала вид, что всё прошло отлично, но мой скромный опыт подсказывал, что Наташа разочарована. Это, конечно, неудивительно: в таких делах нужна практика, а я последний раз был с девушкой примерно пятьсот сорок три года назад. Так что в этом забеге я был спринтером, а не марафонцем. Бил короткими, а не длинными очередями. Нарезал тортик мелкими кусочками, а не здоровыми ломтями.

Уж не знаю, питала ли Наташа какие-то иллюзии на мой счет… Скорее всего, нет. Но второй шанс она мне дала следующим же вечером.

Мы не договаривались о встрече. Я чувствовал, что меня может понести, и поэтому не звонил Наташе и не писал. Начну болтать лишнее, про то, что мы созданы друг для друга, и – пиши пропало. Многократно испытано мной, можно ставить знак качества.

В общем, как можно меньше слов, как можно больше активных и малоадекватных действий. Всё, как учил Степа. На активные действия я, правда, был не способен, поэтому обошлось и без слов, и без действий. Весь день я проспал, в себя пришел вечером, когда уже снова надо было отправляться на смену. Результат превзошел все ожидания.

Я добрался до радио, выпустил рекламу и собирался идти ложиться работать, когда позвонили в дверь. На экране видеофона я увидел улыбающуюся Наташу. В этот раз на ней было короткое черное платье без рукавов, чулки, туфли на шпильках. Из багажа – сумочка в одной руке и бутылка вина – в другой.

Мы поздоровались, поцеловались, я хотел повести её в новостную, но она сказала, что хочет еще раз посидеть в студии. Отправились туда.

Наташа сразу села за диджейский пульт и сказала:

– Открывай скорей вино, пить хочется. Я из клуба сбежала, там духота… Фу-ух…

– Сейчас. Схожу за штопором.

Я спокойным шагом вышел из студии, а когда Наташа перестала меня видеть, бегом ломанулся на кухню. Через восемь секунд я, с бокалами и штопором, вернулся в студию. За это время Наташа успела поднять белый флаг – на стойке микрофона висели шелковые трусики цвета кокосовой мякоти из рекламы Баунти.

Дальше происходило сплошное нарушение инструкций и правил нахождения в студии. Дорогостоящая аппаратура оказалась накрыта черным платьем и начала перегреваться. Стул, на котором нельзя было раскачиваться, раскачивался, жалобно скрипел и царапал ножками линолеум. Открытая бутылка упала и каталась по краю стола, вино, вытекающее из горлышка, образовало бордовую лужицу прямо рядом с пультом.

– Петя-а…

– А?

– Включи…

– Что? Что включить?

– Микрофон… Хочу… хочу, чтоб слы… слышали… Ну же… давай…

Немного поколебавшись, я врубил микрофон и выдвинул фишку на полную. И пусть меня потом уволят, оштрафуют, хоть в окно выкинут…

Правила нахождения в студии окончательно полетели к черту.

Встрепенулся одинокий таксист, дремлющий под бубнеж автомагнитолы в машине. Продавщица в круглосуточном перестала грызть семечки и с недоверием посмотрела на старенький приемник. Синяки на кухне замерли с наполненными стопками в руках, чтобы прислушаться к магнитофону, играющему на какой-то случайно пойманной волне. Молодой лейтенант в отделении полиции сделал радио потише после того, как, на радость подросткам в обезьяннике, поперхнулся и облился чаем из термоса.

А на следующий день произошла катастрофа. Я ждал, что за «нарушение правил нахождения в студии» меня выгонят. Вероятно, с позором, и, вероятно, сохранят запись эфира, когда это самое нарушение происходило, а потом еще будут передавать её из поколения в поколение. Наверняка, придумают сопроводительную байку и будут со смехом пересказывать друг другу. Всё это меня волновало, но не очень. Неприятные разговоры с начальством и с бывшими коллегами – вот что гораздо хуже. Выяснение отношений, повышенные тона, нервотрепка, косые взгляды. После такого я всегда плохо сплю – ночами напролет мысленно перемалываю самые отвратительные моменты, придумываю достойные ответы на оскорбительные фразочки. Снова и снова, ночь за ночью.

Но ничего такого не произошло. Сколько бы людей ни слушало радио Мечта прошлой ночью, среди них не было никого из моего начальства или хотя бы коллег. Никто не собирался меня увольнять, штрафовать или хотя бы ругать.

Это было бы похоже на ливень посреди летнего дня. Немного досадно, но не больше того. Вместо ливня на меня налетел разрушительный торнадо, поднял в воздух, вытряс все кишки, а потом хлопнул как следует о землю.