Николай Колесников - Не сущие стены

Я спрашиваю верит ли он мне. И он не задумываясь говорит, что конечно верит.

«И даже больше…» – говорит он таинственно.

Через месяц должна родиться Малютка, поэтому я тороплюсь искать работу и ни о чём не расспрашиваю его. А он торопится к каким-то старикам и не собирается ничего уточнять. Так мы расстаёмся с ним во второй и в последний раз.

Бабочка появляется два года спустя. Она вылетает из ниоткуда. Как будто выпархивает из приборной панели, прямо из подвижной решётки печки, откуда обычно дует тёплый воздух зимой. Она появляется прямо перед моим лицом, и сходу атакует левый глаз, заставляя по инерции увести и машину вправо. Правым открытым глазом я вижу, как через долю секунды прямо перед нами вылетает зад джипа со встречной полосы. Его крутит.

Из-за того, что я успел увести машину на обочину, мы лишь едва соприкасаемся, но высокие скорости делают своё дело.

Мы снова встречаемся с Колдуном, и опять в больнице. Сразу же после аварии. Как только я прихожу в сознание, он уже сидит рядом с моей койкой. Я сразу узнаю его. Я не вижу его, но понимаю, что это он. Он поёт мне. Поёт, что-то успокаивающее и невероятно красивое. Я не слышу его, но понимаю это по тому как вибрирует воздух вокруг меня. Обожженная кожа становится невероятно чувствительной. От его пения мне становится лучше. Оно обволакивает меня коконом. Как будто кокона из бинтов мне мало. Но эти два кокона дают мне в два раза больше шансов превратиться в бабочку. В яркую тропическую бабочку сидящую на камне в заснеженных горах. Вылетающую в самый последний момент, чтобы спасти людей от аварии. Чтобы спасти себя.

Но я не могу спасти себя.

Уже не могу. Я лежу в двойном коконе прикованный к больничной койке. Без зрения и слуха. И чувствую всё обожженной кожей под бинтами. Чувствую людей ходящих по коридору, чувствую врачей, склоняющихся надо мной и расстроенно качающих головами. Чувствую как подходит и садится рядом Колдун. Я чувствую, как он поёт или молится.

Однажды утром я просыпаюсь от его пения. Но самого Колдуна рядом нет.

Это очень незнакомо. Непонятно, неприемлемо, невозможно, но при этом в этом нет никаких сомнений.

Я пытаюсь расслышать слова песни, но единственное, что слышу это то, что пение звучит внутри кокона. Со временем, когда слух, как и после авиакатастрофы, постепенно начинает возвращаться я понимаю, что это пение слышу только я.

Ещё я понимаю, что Колдун поселился в моей голове и оттуда его уже не выгнать. Так что теперь мы с ним уже не расстанемся.

Я знаю где он, а он знает где я.

Он ходит и разговаривает с людьми. Теперь у него окладистая борода, длинные волосы собранные в хвост и одет он как настоящий служитель Миссии.

Хотя, почему как?

Он теперь действительно служитель.

Колдун рассказывает людям об исцелении, прощении о лучшей жизни. Люди верят ему.

«Там кстати есть совсем простой и быстрый вариант.» – говорит он людям шепотом.

«Но это отдельно нужно разговаривать.» – говорит он людям.

«Лучше всего наедине.» – говорит он людям и ненадолго закрывает глаза.

Колдун утешает стариков и одиноких. Приносит им от Миссии еду и лекарства. Какие-то полезные мелочи по праздникам. Но праздники эти все религиозные и все без исключения светлые. Старики и одинокие люди идут на поправку быстрее остальных. Врачи очень радуются по этому поводу, и приписывают все заслуги исключительно себе. Колдун не возражает. Он продолжает носить нехитрую еду и небольшие подарочки.

Одинокие люди выписываются из больницы одухотворёнными, и полными сил и желания начинать новую жизнь. Больше они никогда не попадают в больницу. Ни в эту, ни в какую-либо другую.

Врачи этим очень гордятся и приписывают это грамотному лечению и хорошему уходу.

Колдун не возражает. Он молча продолжает ходить и опекать стариков и одиноких людей. Он по сто раз слушает все их бесконечные шамкающие истории. Он сочувственно кивает, когда старики начинают говорить о родственниках, а одинокие о предательствах. Он ничего не говорит, когда не нужно ничего говорить. Он слушает, когда нужно слушать. И слышит, когда нужно слышать.

Когда слух постепенно возвращается ко мне. Он приходит и прервав пение внутри моего кокона говорит, нагнувшись к самому моему уху:

– Я ведь нашел её! Да! Это очень редкий вид.

Он говорит какое-то длинное название на нелепом мёртвом языке. И видя, что я никак не реагирую, называет бабочку именем какого-то древнего царя. Он так и говорит: «бабочка царя…», а вот имя этого царя я запамятовал.

Я говорю ему:

– Она снова спасла меня.

– Что? – переспрашивает Колдун.

Я повторяю. Он долго пытается уловить смысл в моём невнятном бормотании, но потом, когда я уже оставляю попытки что-то сказать, его как будто вдруг осеняет:

– Она снова спасла тебя?

– Да!

– Ладно. Лежи не говори и не волнуйся. Береги силы!

И он уходит разговаривать со стариками и одинокими людьми о прекрасном мире, который их ждёт. У них как раз множество вопросов по этому поводу. Им всем безумно интересно, как там всё устроено в том мире, который никто не видел, и в который никто из них никогда не попадёт.

Хотя бы послушать. Можно даже наедине.

Иногда Колдун приходит посидеть рядом со мной. Иногда при его появлении пение становится громче и тогда он сидит молча. Иногда пение становится очень тихим или даже смолкает вовсе, тогда он что-то шепчет, наверное молится.

Иногда Колдун спрашивает:

– Кто твои предки?

– Кем был твой прадед?

– А кем был его прадед?

– Где они жили?

– Что они делали?

Я не отвечаю.

Колдун не рассказывает мне о лучшем мире.

У меня всего лишь поломана челюсть и половина костей.

У меня есть семья, которая меня ждёт.

Колдун не выслушивает моих историй.

Я лежу на спине, горелый как сухарь и перемотанный как мумия, и даже при огромном желании не могу ничего сказать.

Колдун не даёт мне никаких нравоучений.

Я не знаю кем был мой прадед, и уж тем более кем был его прадед.

Колдун не ждёт никакого ответа. Он спрашивает и сразу же уходит.

И каждую ночь после этого мне снится тропинка в лесу.

– Да, что там у вас за хрень творится?

– Там знаете, Валентин Муратович, очень странная ситуация получается.

– Что ещё за ситуация?

– У нас тут вот эти особые пациенты.

– Ну?

– Ну, особые пациенты о которых знает всего несколько человек.

– Ну-ну, и что?

– Я имею в виду, что несколько человек всего знает об их особом статусе, Валентин Муратович.

– Да, что вы тянете то? Говорите уже как есть!

– Просто вот эти особенные пациенты они же все в разных отделениях лежат… лежали