Николай Колесников - Не сущие стены

Охотники всё ещё держа чужака на прицеле приближаются медленно и осторожно. Чужак свободной рукой пытается закрыть рану в горле, а увидев, что охотники подбираются ближе он рычит и стреляет. Но так как на пистолете лежу я, выстрелом мне обжигает брюхо и сносит заднюю лапу. Ну может часть лапы. Вот это действительно больно. Я вою. Вою из последних сил. Наверное это получается очень громко и наверное слишком близко – чужак, находящийся при смерти вздрагивает. Глаза его широко раскрываются. Он скосив взгляд пытается увидеть меня. Я ловлю этот взгляд полный удивления и недоумения. Взгляд человека, которого собачий вой вытянул с того света. Человека, который бывал там не раз. Хищника, который прошел путь от царя всего живого до цепной шавки и обратно. Одиночки, который создал огромную семью и во имя её спасения стал чужаком.

Ты держался всё это время достойно.

Спи спокойно, брат!

Охотники дают последний залп.

Темнота.

– Разговаривал ты с этим новым начальником полиции?

– Разговаривал, ну. Но толку от него нет совсем.

– Чего так?

– Да что-то он к звонкам серьезно не относится

– Может ему и самому звонят?

– Конечно звонят! Конечно же и ему звонят! Всем звонят и ему тоже. Ты знаешь кого-нибудь кому не звонят?

– Нет.

– А ты пробовал телефон отключать?

– А ты что думаешь это поможет?

Я открываю глаза, когда грузовик снижает скорость, а потом и совсем останавливается. Водитель вылезает и кряхтя идёт к кузову. Они вытаскивают меня за руки и за ноги тащат. Они наверное уверены, что я ничего не чувствую, но я чувствую. Просто у меня нет сил ничего сказать.

И пить. Очень хочется пить.

Сквозь чуть приоткрытые глаза пробивается лунный свет. Осенние низкие облака медленно плывут, скоро они закроют Луну совсем. Небо начинает раскачиваться и через несколько секунд я отправляюсь в свободный полёт, а потом в свободный спуск в кювет.

В борщевик кинули, сволочи. Главное чтобы не обожгло глаза – остальное переживём. Наконец я останавливаюсь на дне придорожного оврага. Повезло, что по пути не попалось камней об которые можно было бы удариться головой. С другой стороны, непонятно сколько так придётся пролежать, может и лучше было бы головой о камень?

Нет-нет! Нельзя паниковать, унывать и терять самообладание. Нужно ждать, нужно дождаться. Может быть через пару дней силы вернутся и можно будет встать. Если, конечно, меня неподвижного не убьют жажда, голод и ночные холода. Хотя может это и к лучшему. Медленно открываю глаза. На дне канавы ничего не растёт и я лежу на спине опухающим лицом к полной Луне, которую затягивают тучи.

В лунном свете стоит неказистая покосившаяся хата. На завалинке сидит дед, прямой как жердь. У него длинные седые волосы и такая же длинная и седая борода. Что-то странное у него с глазами, как будто он слепой. На посох, который дед держит в руке, садится ворон. Этот ворон смотрит на меня антрацитовым глазом и каркает единожды.

Среда вечер.

Суббота утро.

Много машин, больших и маленьких, грязных и чистых приезжают между средой и субботой. Много женщин за рулём, ещё больше мужчин. Некоторые приезжают одни, у других в салоне: дети, собаки, друзья, любимые. Несмотря на развешанные везде предупреждения, никто никогда не высаживает пассажиров перед заправкой.

Особенно с субботы до среды.

И никогда со среды до субботы.

Когда работаешь сутки через двое, смена выпадает на среду или субботу всего 3—4 раза в месяц. Но для меня это не проблема. Всегда кому-то нужно поменяться. У всех есть какие-то дела. Планы на выходные. Выходные.

У всех кроме меня. У меня нет ни планов, ни выходных, ни торжеств, ни поездок с семьёй. Я не хочу отдыхать. Я не могу отдыхать. Я не сплю, не устаю, и не могу радоваться. Я в постоянном напряженном сером состоянии ожидания.

Серые люди в серой рутине на серых машинах грязных и чистых, более серых или менее серых, приезжают на серую заправку помногу каждый серый день. В серых салонах почти неотличимые от сидений серые собаки с их каждодневной серой преданностью и серые дети с их вязкими серыми капризами и страхами. Любимые или друзья с вечным серым ожиданием выгоды. Иногда кто-то из них, очень редко, даёт мне немного серой мелочи. Мой серый начальник делает вид, что доволен мной. Но он доволен лишь тем, что официально мне можно платить в два раза меньше. Жёлтые всполохи радости два раза в месяц летают над ним по этому поводу. Хотя вся внешность его остаётся такой же серой, а лицо таким же печальным.

Я живу в сером ожидании. В ожидании того, что скоро что-то произойдет. Не изменится к лучшему, а именно произойдёт.

Что-то.

Хоть что-нибудь. Например, наступит среда. В среду день будет тянуться бесконечно, но наконец, понемногу сумерки станут поглощать его. И когда всё вокруг начнёт терять очертания, мутными пятнами станет сливаться друг с другом, и почти уже превратится в сплошную серую пелену, через которую приходится продираться с усилием. И при этом быть невероятно осторожным, потому что во всей это серости даже светоотражающие полосы на комбинезоне блекнут, машины движутся по заправочной станции как будто на ощупь, грозя раскатать, смешать тебя с этой серой однотонной массой вокруг. Наступает такой момент, когда даже дышать становится тяжело. Густой серый воздух застревает в лёгких, забивает горло и всё вокруг останавливается. И как раз где-то в этот момент или пятью минутами позже, там, где раньше была дорога, мелькает едва заметная искорка.

Сначала кажется, что она просто привиделась. Что это просто следствие нехватки кислорода – отчего начинает рябить в глазах. Но за первой искрой мелькает вторая и сердце делает глухой удар. Первый за эту неделю. Загустевшая кровь кое-как начинает двигаться по венам. Второй удар сердца и видно, что в том месте где только что были искры появляется свет. Ещё через секунду свет становится невыносимо ярким. Он приближается очень и очень быстро. Везде куда он падает, вязкая серость отступает и обрисовываются контуры зданий, дороги, людей, деревьев, кустов. Её автомобиль въезжает на станцию. Подъезжает именно к той колонке у которой стою я. Или это просто я стою в том месте, куда она обычно подъезжает. Щёлкает лючок бензобака, открывается водительская дверь и она выходит поправляя рукой локон. Красная ниточка с черепахой и двумя бусинками охватывает её запястье. Я киваю ей и она обязательно улыбнувшись кивает мне в ответ. Это самый яркий и светлый момент в неделе. Один из двух.