Владимир Шашорин - Сказки смерти. Сборник 4

Садако подняла голову и вздрогнула – руки монаха превратились в огромные белые крылья, шея стала длинной и тонкой, лицо вытянулось в острый красный клюв.

Потрясенная девочка вскочила на кровати. Перед ней предстало живое воплощение её волшебных бумажных птиц.

– Ты… Цуру? Журавль-оборотень? Ты услышал меня! Ты мне поможешь? – удивленно зашептала девочка, не в силах поверить. – Я хочу… Увидеть, что будет дальше! Хочу, жить! Хочу, чтобы всего этого никогда не случалось! – выкрикнула она.

Маленькие бумажные фигурки, лежавшие на столе, под кроватью, в коробке у окна, шелестя взлетели вверх. Они закружили цветным водоворотом вокруг журавля и девочки. Хрустела яркая рисовая бумага, сверкала золотая фольга, шуршали газетные и тетрадные листы.

– Как много желаний… А ведь здесь всего шестьсот сорок четыре журавлика, – покачал головой цуру.

Садако виновато опустила голову.

– Я еще не всё успела… – тихо проговорила она.

Журавль вздохнул, раскинул широкие крылья и подставил спину.

– Садись, – сказал он. – Летим со мной, кое-что я всё равно могу.

Они выскользнули из палаты через окно, поднялись высоко вверх, к черному ночному небу. Садако пыталась разглядеть землю, но её совсем закрыли плотные серые тучи. Холод почти не ощущался, только иногда налетал пронизывающий порыв ветра, развевал волосы и белую ночную рубашку. Рядом, сверкающей стаей, летели бумажные журавлики. Они кружили в воздухе как осенние листья, догоняли огромную птицу, вертелись вокруг девочки, не желая отстать.

Наконец впереди из дымки показалась вершина горы. Цуру опустился на каменистый выступ и осторожно опустил рядом девочку.

– Смотри, – сказал он и указал крылом вперед.

Мутная пелена тумана рассеялась и перед девочкой возник её сад. Не где-то далеко внизу, а совсем-совсем рядом, будто за стеклом. Белые лепестки осыпались с деревьев в маленький пруд, где жил старый карп. Мелкие цветочки голубыми пятнами проступали в траве. Весна?

Вспышка, и вот, перед девочкой появилась школа. Прижимая к груди стопку книг и тетрадей, ученицы в форме спешили на занятия. Совсем рядом пронеслась Чизуко, такая взрослая, почти девушка. Она догнала одноклассниц и смеясь что-то рассказывала.

Садако невольно улыбнулась и протянула к ним руку.

– Ведь это будущее? А где же я? – спросила она, обернулась и внутри у неё все сжалось.

Белые перья журавля почернели и облезли, длинная тонкая шея превратилась в ряд белых позвонков, поддерживающих голый птичий череп с отвисшим клювом. Из глубины чёрных провалов глазниц на девочку взирали два тусклых огонька. Она сразу все поняла.

– Ты не цуру, – тихо проговорила она.

– Нет, – согласился он. – И потому, я не исполню все твои желания.

Садако сжала губы и отвернулась, пытаясь сдержать слёзы. Там внизу уже появилась новая картина: небоскрёбы сияли тысячами огней, по широким дорогам проносились странные машины и много, очень много людей. Девочка с удивлением узнала Хиросиму.

– Как красиво! – не сдержала она восхищения, даже сквозь горе и обиду.

– Да… Таким станет этот город. Ты ведь хотела увидеть, что будет дальше? Обещать, что ничего страшного в будущем не повторится я не могу. Но именно благодаря мне, о тебе не забудут, и может, в следующий раз…

Из темноты возник памятник – девочка, запускающая в небо журавлика. Садако без труда узнала в ней себя. Да… Её запомнили.

До самого рассвета она смотрела картины далекого и близкого будущего, возникающие в тумане. Черная тень молча стояла за её спиной. А потом всё исчезло.

Я помахал ей рукой и уселся в кресло у стены. Девочка подбежала поближе и замахала мне в ответ. Настойчиво и демонстративно, с широкой улыбкой без передних зубов – молочные выпали, коренные еще не появились. Так, как и должно быть в шесть лет.

– Привет, Вадим!

Она всегда начинала общение с этой фразы.

– Привет, Лизонька. Где пропадала?

Девочка опустила руки, завела их за спину и начала раскачиваться взад-вперёд, задрав голову в потолок. Что там было интересного, я никак не мог понять. Она же часто так делала, будто искала ответы. Тоже вполне в духе маленьких девочек. В очередной раз найдя нужный, опять широко улыбнулась и выпалила: – Мне делали про-це-ду-ры.

Это сложное слово для шестилетней озорницы, но она честно его запомнила и воспроизвела. Потом плюхнулась на соседнее кресло и начала водить пальцем по подлокотнику, выводя на гладком дерматине одной ей известный рисунок.

– А тебе их делают?

Всё-таки пока избегает сложных слов. Я покачал головой.

– Нет. Пока просто лежу. За мной наблюдают.

Она сделала удивлённое лицо, пожала плечами.

– Я думала, здесь всем делают. Мне они не нравятся.

– Мне тоже. Но так положено, мы ведь в больнице.

Она оторвалась от своего «рисования».

– А сколько тебе лет?

– Только недавно исполнилось восемнадцать.

Лизонька сделала большие глаза.

– Ух ты!

Начала загибать пальцы. Сначала на правой руке, потом на левой. По одному, как и положено маленькой девочке, бормоча себе под нос: «один-два-три…» Когда пальцы закончились, она посмотрела на сжатые кулаки, потом на меня.

– Это очень много! – вдруг выдала она.

Я улыбнулся.

– Да, немало. Это как твои шесть, но в три раза больше.

Она опять задумалась, вперившись в белый больничный потолок. Плафоны светильников давали мягкий свет, в коридоре было светло и спокойно.

– А как ты сюда попал?

Лизонька была любопытной. Я уже рассказывал ей о прошлом, но всё повторялось из раза в раз. Заново.

Я сам постоянно восстанавливал в голове события, которые ещё помнил. Обычный летний вечер для вчерашнего школьника, а ныне первокурсника.

Встретился с парой друзей и отправились в «Клетку». Так называли уличную дискотеку в парке. Большая круглая бетонированная площадка, окружённая по периметру высоким забором. Внутри – свет, музыка и люди. Веселье, танцы, новые знакомства. А вокруг – тёмный парк с перегоревшими фонарями, тёмными компаниями с тёмным «Русским», и теми несчастными, которым не хватило денег на билет внутрь «клетки».

Они скапливались небольшими стайками, распивали дешёвый разведённый спирт сомнительного качества, потом наскребали всё, что было в карманах, и пытались проникнуть внутрь. Когда не хватало на всех, брали билетов по максимуму, а потом менялись. Вышел один, взял контрамарку, отдал следующему счастливчику. Так внутрь могли попасть все, но по очереди. Попытаться с кем-то увидеться, познакомиться и потанцевать.

И вот настала моя очередь. Я попал внутрь, оставив друзей снаружи. Они наверняка будут пялиться сквозь ограду, передавая по кругу сигарету, и едко комментирую все мои действия. Мы всегда так делали, это было нормально.