Натали Бизанс - Блуждание. Сага «Исповедь». Книга шестая

«Сама всё испортила! Это я во всём виновата! Мало одного брата, теперь ещё и другой… Выгонят меня из дома, как паршивую собаку, и правильно сделают, так мне и надо!»

Тихий голос в глубине души упрашивал её успокоиться и говорил о вечной, безусловной любви, но она не хотела его слушать. Сама мысль о том, что отец Эдуард мог быть свидетелем всего произошедшего с нею – ввергала в ужас.

Нет, это только иллюзия, что он рядом и не оставил её. Нужен же хоть кто-то, в чьей любви она может быть уверена, вот и придумала себе некий призрак, что оберегает и хранит в трудный час…

Уже темнело, когда Ронан и Адриан подошли к дому, в окнах мелькали чьи-то тени, и всё показалось иным. Во дворе нагромождение столов, стульев, скамей, пахнет свежими досками и коптильней. В доме окна завешены тёмными тканями, прямо на семейном столе возвышается гроб, и везде люди, люди… их так много, что и слезы не пролить. А ведь всё, что хотелось сейчас вдовцу, – это остаться с женой наедине, дабы дать волю чувствам, проститься. Но не выгонишь детей и внуков, не отправишь по чужим домам. Соседи успели помянуть усопшую, и их раскрасневшиеся лица хоть и сочувствуют его утрате, но уже навеселе…

Словно в тумане, Ронан подошёл к умершей, взглянул на её другое незнакомое лицо, потрогал сомкнутые холодные руки. Девятерых сыновей родила ему Катарин, да ещё и дочку прижила, на беду свою.

«Где эта чертовка? – Ронан обвёл глазами комнату и не нашёл ярко-красных волос. – Почему она не позаботилась о своей благодетельнице? Почему не спасла? Где бродит сейчас негодница, почему не рыдает у гроба? Адриан только о ней и думает, да и младший, похоже, тоже… Катарин, Катарин, на кого же ты меня оставила? Пятерых сыночков мы схоронили с тобой, ты за ними ушла! Горе мне, горе старому, без тебя свои дни доживать!..» – сердце болело, душа надрывалась, не было больше утешения и заботливой руки женской рядом. Все беды до этого они переживали вместе, а теперь, как жить одному?

Монотонный голос церковного прислужника-чтеца, приглушённый говор соседей, обсуждающих случившееся, духота вперемешку с запахом цветов, смерти, перегара и табака, – всё смешалось и поплыло, стало невыносимым. Сыновья помогли отцу выйти на свежий воздух, усадили, подали колодезной воды, все они готовы были подставить своё плечо овдовевшему родителю и сами глубоко скорбели о матери. Горе сближает. Забылись все разногласия, Адриан уже не смотрит озлобленно и Реми рядом с ним. Одно присутствие их уже даёт силы пережить беду.

«Старшие – совсем взрослые мужчины, отцы семейств, а эти, поздние – радость на старость… и те скоро улетят свои гнёзда вить. А мне одному, горемыке, маяться! С кем свой век доживать?! Почему ты меня покинула, Катарин?..» – скупые мужские слёзы стояли в глазах внезапно постаревшего Ронана, белая седина на висках стала ещё заметней, огрубевшие от тяжёлого труда руки безвольно повисли. Никто из них и не знал, что душа матери рядом ходит да пытается их утешить, никто и не заметил отсутствия Жюзьен, забывшейся в стогу глубоким тревожным сном. А жизнь несмотря ни на что продолжалась, и утром, как обычно, взошло солнце, запели петухи, замычали коровы в ожидании дойки, захрюкали поросята, заблеяли козы… Деревня ожила и засуетилась, ведь кроме ежедневных забот все ещё спешили на похороны доброй и благочестивой женщины, без которой этот мир всё же немного осиротел.

Ни свет ни заря Жюзьен уже доила корову, молоко струйками звенящими ударялось об металлическое ведро, куда падали и девичьи слёзы:

– Давай, милая, давай! Пусть знают, сколько ты у меня даёшь молока. А то вчера, видишь ли, и половины не надоили! Уметь надо к животине подходить! Что им скотина? Им и люди-то неважны! Скажи, милая, хоть кто-то заметил моё отсутствие? Брось, никому я не нужна, никто и слезы не прольёт, если сгину. Даже братья родные, и те уже обо мне позабыли наверняка!.. Только ты, душенька, и любишь! – ещё одна крупная слеза капнула в ведро, смешавшись с пенящимся молоком. И тут на сене кто-то зашевелился, Жюзьен вздрогнула и даже перестала доить. Настолько не ожидала она, что слова её кто-нибудь может услышать. Все гости спали в сарае на заготовленном свежем сене, а здесь его было не так уж и много – в основном для нужд коровки.

У Адриана из волос торчали соломинки, и вид был измученный дорогой и переживаниями.

– Что ты тут рыдаешь с утра пораньше?

– Вы вернулись?!

– Ещё вчера, где тебя носило?

Жюзьен вытерла рукавом мокрые дорожки на щеках и шмыгнула носом, ну, точно как в детстве, отчего названный брат невольно улыбнулся.

– Ну, что ты, что ты, глупышка! Все тебя здесь любят, а я так пуще других. И нашёл бы тебя, как пить дать, нашёл бы, если бы отцу не было так плохо. Боялись мы от него отойти, чуть не помер у гроба.

– Горе-то какое, Адриан! Покинула нас Катарин! – уже было высохшие слёзы с новой силой полились. Адриан обнял её, прижал к груди, и рубашка, помятая со сна, стала влажной. Сердце громко застучало, наполненное горячим чувством доверху, как ведро молоком.

– Горлинка моя, как истосковался я по тебе! Как умолял всё это время отца, чтобы разрешил он нам быть вместе!

Эти слова заставили её опомниться, и Жюзьен оттолкнула его.

– Не быть тому! Так и запомни, Адриан! Ты мне только брат!

– Что говоришь ты такое? Кто ж возьмёт тебя теперь?..

– А то не твоя забота! Я слово дала усопшей и буду его держать! Не смей больше даже приближаться ко мне!

Молодой человек, широко раскрыв глаза, оторопел:

– А как же наша любовь?

– Какая любовь? Тебе показалось, ошибку мы с тобой совершили тогда, страшную ошибку… Вот мама и заболела!

– Не смей так думать! Причём здесь это?

– А удар когда её хватил, помнишь? Когда ты с отцом из-за меня спорил. Женись на своей суженной, а про меня и думать позабудь! – схватив ведро, она выскочила из хлева, словно ужаленная. В доме уже все проснулись, кроме той, что лежала в гробу. Столкнувшись с Реми у порога, Жюзьен отпрянула от него, как чёрт от ладана. Поставила ведро с молоком возле очага и унесла ноги не оглядываясь, но парень её догнал за углом дома.

– Где ты была? Все думали, ты ушла, бросила нас.

– Кто думал? Ты?! Небось, даже не заметил моего отсутствия!

– Глупышка, я не мог подойти к тебе, был слишком занят…

– Хватит меня глупой называть! – Жюзьен даже топнула ногой от злости.

В этот момент Реми обнял её и, прижав к стене дома, страстно поцеловал. Кровь ударила в голову, не смогла его отвергнуть, слишком сильны были чувства и горячо желание.

С трудом оторвавшись от нежных губ её, Реми произнес:

– Делай вид, что ничего не случилось, пусть гости разъедутся, незачем им о наших делах знать да сплетни разносить. Я сам потом с отцом поговорю и с братом объяснюсь… Не время сейчас.