Рут Хартц - Бестиарий. Ногицунэ

Раинер помнил своего первого просящего. Уже четырнадцать лет прошло с того дня.

К двенадцати годам, будучи объектом сплетен соседей и насмешек в школе, Раинер давно перестал верить сказкам деда, а от матери уже и не ждал вменяемого ответа. Такой простой вопрос «кто мой отец» оборачивался для семейства целым скандалом. Раинеру было бы проще, если бы родные сказали – папа ушёл воевать и не вернулся, или бросил Анаис ещё до того, как узнал о беременности. Даже двенадцатилетний мальчишка придумывал варианты ответов лучше, чем «Твой отец – Вождь птиц грома. Он принял человеческое обличие и увёл Анаис из дома, а год спустя она вернулась с младенцем на руках».

Слушать такое о своём происхождении лет в пять-шесть было забавным и захватывающим. В детстве Раинер любил расспрашивать об отце и птицах грома. Повзрослев он продолжал защищать дедушку Филиппе, когда в школе кто-то шутил, будто тот – старый индеец, выживший из ума. Но теперь сказок стало мало, мальчик нуждался в реалистичном ответе, а Анаис Мигуон, кареглазая красавица с французским именем, индейской фамилией и сыном, подаренным птицей грома, не могла донести до него всю важность этих историй. Тогда-то за дело и взялся Филиппе.

То были летние каникулы. В одной из резерваций оджибве, в Висконсине, проходила встреча старейшин северных племён. Дед поволок Раинера с собой, не смотря на все его протесты.

– Это какая-то ярмарка? Типа праздника? Или просто сборище? Что там будет-то? Вы все сядете у костра курить свои трубки и вешать лапшу слушателям на уши? – выспрашивал Мигуон младший по пути, пока не потерял интерес к происходящему и не смирился с гнетущей тишиной. Дедушка улыбался краешком губ и время от времени похлопывал себя по нагрудному карману, где лежала его трубка.

– Когда-нибудь она станет твоей, – пообещал он через час молчаливого пути.

Раинер бросил скучающий взгляд на мундштук, что показался из нагрудного кармана жилета, и отвернулся обратно к окну. Слишком малая плата за испорченную неделю.

Собрание проходило в течение трёх дней. По приезду Филиппе оставил Раинера у приютивших их дальних родственников, а сам вернулся только к вечеру. Хозяева дома оказались не слишком общительны и поглядывали на мальчика с опаской.

– Зачем ты притащил меня с собой? – раз в четвёртый спросил Раинер с тех пор, как они оказались в этой резервации.

– Завтра ты всё сам увидишь, – ответил Филиппе. – Сегодня была официальная часть, открытие. Ты бы заскучал там.

Будто в доме родственников его ожидало безумное веселье.

На новом месте юному Раинеру совсем не спалось. Никогда прежде он не уезжал из дома так далеко и надолго, да и слова дедушки всё же поселили в нём волнение и предвкушение.

Ко второму дню в резервацию съехались ещё больше представителей племён, знакомились с новыми людьми, встречали старых друзей. Выйдя на крыльцо дома, Раинер увидел, как под ветвистым деревом расположилась компания взрослых женщин и маленьких девочек. Старшие учили младших азам рукоделия, и мальчик расслышал отрывки легенд, что звучали между делом. Сказки вплетались в узлы и вкладывались в юные умы.

Перед обедом Филиппе прогулялся с внуком, и по пути встретил немало старых друзей. Кто-то привёз лучших лошадей на продажу, кто-то приехал с сыном, чтобы познакомиться с семьёй невесты. Повсюду расставляли шатры, собираясь обучать своему ремеслу. Раинер задержался у одной палатки, и хозяин подарил ему чёрно-синюю деревянную маску в виде птичьей головы. Длинный клюв выдавался вперёд дюймов на шесть, а перья на щеках и лбу были не только прорисованы, но и вырезаны. Филиппе тоже понравился подарок, и он спросил внука, от кого это, но Раинер не смог найти в толпе хозяина той палатки.

Интерес окружающих к нему здесь угас, хотя Мигуон младший и продолжал ловить на себе заинтригованные взгляды.

– Так это ярмарка? – После всего увиденного и услышанного за день Раинер оживился и потеплел, наконец, почувствовал себя на своём месте и в своей стихии.

– Это наш способ передавать культуру младшим поколениям. – Филиппе развёл руками вокруг, и Раинер огляделся. На каждого взрослого здесь приходилось не менее трёх детей и подростков. Все были заняты тем, что слушали или учились, танцевали или наблюдали. Никто не сновал без дела. – Это наша жемчужина, – прозвучал над головой Раинера твёрдый голос дедушки. Не таким тоном он нараспев рассказывал сказки, нет, сейчас в каждом его слове сквозила вера. Вера, которая селилась и в твоём собственном сердце. – Самое важное. Знаешь, что ценно? Ни золото, ни дома, ни статус. Ценно то, что напоминает кто ты, откуда ты и кто твой народ.

Раинер рассматривал посуровевшее лицо дедушки и не узнавал складок у глаз, плотно сжатых губ, сурового голоса, нахмуренных густых бровей. Стоило Филиппе опустить взгляд и улыбнуться, как он вновь стал собой, человеком, в словах которого Раинер никогда не сомневался. Что же изменилось за эти несколько лет и как Филиппе потерял доверие внука?

После захода солнце Мигуон старший надел свой лучший костюм и потёртую шляпу, зажёг трубку и позвал Раинера с собой.

– Детям твоего возраста не разрешают оставаться у костра после полуночи, но ты будешь сидеть рядом со мной до самого рассвета. Сыну Огимабинеси старейшины не посмеют запрещать, – проговорил Филиппе и стукнул указательным пальцем по клюву раинеровой маски. За весь день мальчик так и не расставался с ней, носил на макушке. – Ты узнаешь всё о себе и своём месте в этом мире, а если к утру решишь, что я старый дурак и кормлю тебя сказками, обещаю больше никогда о них не заговорить.

В центре поселения собрали огромный костёр. Пламя горело резво, бросая в чёрное беззвёздное небо искры. Сидя на поваленном дереве, Раинер не мог разглядеть находившегося напротив человека из-за высоких языков пламени. С некоторым удовольствием, мальчик отметил про себя, что у костра, и правда, не осталось всей той мелюзги – он был самым младшим участником этого таинства.

Со всех сторон доносились дурманящие запахи дыма курительных трубок. Монотонные голоса на разных языках рассказывали свои истории, и в ушах Раинера всё это смешивалось в шумную какофонию. От жара майка его пропиталась потом и прилипла к спине, голова потяжелела, а взгляд не мог сфокусироваться. Чтобы не упасть, Раинер уткнулся лбом в дедушкино плечо, и так и уснул.

Он не заметил, когда всё изменилось. Только что его окружали дым, жар и люди, а теперь Раинер в одиночку пробирался по какому-то ущелью, заваленному сугробами по колено. Снег валил с такой силой, что на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть, но Раинер не мёрз, даже когда нога ныряла в глубокий сугроб. Редкие деревья голыми чёрными ветвями тянулись к нему, цеплялись за футболку и со свистом отскакивали назад. Ни единого живого существа не выходило к Раинеру на встречу. Он хотел остановиться, крикнуть, в надежде, что его кто-то услышит, но тело не повиновалось, а тишина сгущалась вокруг.