Любовь Паршина - Юноша и Зверь. [история чёрного серебра]

От всего этого спектакль вышел по-настоящему площадным, задушевно-балаганным – истинно Шекспировским.

Никто не смотрел, затаив дыхание, – многие переговаривались, перешучивались по ходу пьесы, спокойно вставали, чтобы выйти покурить или взять что-то с «буфета», при этом уверенные, что никого ничем не обидят. Сцена и зал невероятно чувствовали друг друга.

И все актеры были так красивы! Не физически, не чертами – далеко не все они являлись эталонами красоты – но каждый излучал необыкновенный свет. Казалось, что то нежное, сокровенное нутро, которое люди обычно таят ото всех, эти молодые, талантливые актеры сейчас открыли – разорвали толстый кокон и показывали светящийся мед своей души всем желающим, держа его на раскрытых ладонях, как дети. Они еще прожили на сцене так мало жизней, образы еще не успели нарасти на них, как слои папье-маше.

Друзья просидели в студии весь вечер. После окончания спектакля началась общая кутерьма: доедали остатки еды с «буфета», посылали кого-то за новыми порциями, заводили граммофон, через пять минут его выключали и играли на пианино. Юра, как всегда, взялся спорить с Димой о религии, о душе и человеческой совести. Юленька побежал говорить по очереди со всеми актерами, выражать им свое восхищение.

А Саша наблюдал за происходящим, просто наслаждаясь течением жизни вокруг себя.

– Кононов, у тебя такая блаженная физиономия, – заметил Волков, вернувшийся на подоконник отдохнуть от праведных споров.

– Я… – Саша потянулся, а затем блаженно прикрыл глаза. – Я довольная, толстая жаба на теплом камне посреди реки. И я не слышу, как ты смеешься, глупая гиена.

Расходиться народ начал часов в девять. Саша с Юрой решили, что пора бы и им честь знать, отловили среди гостей Юленьку, подозрительно молчаливого, а следом за ним и Диму. Последний впрочем, уходить отказался – у него в этой компании было несколько приятелей и знакомых, с которыми он давно не виделся. Он только попросил Волкова, жившего с ним рядом, заглянуть к нему и сказать домашним, что он не придет ночевать.

На лестнице в парадном выяснилось, что Юленька хлебнул лишнего. Поступь, не подводившая его на ровной поверхности, никуда не годилась на выложенных плиткой ступенях.

– Юлька! – рявкнул на него Волков, придерживая за шиворот. – Ну ты и разговелся. Я-то думаю, чего он молчит, не сопротивляется, когда его уводят.

– Я не виноват, – пробормотал Юленька. – Мне водки налили, сказали пить. Ак-ктеры.

– Лицедеи – слуги Дьявола! Разве не знал? Давай, шагай, держу я тебя. Ну что, Кононов, сначала Юльку домой доставим?

К счастью, по улице Юленька вновь пошел прямо и почти твердо. Щеки у него горели, но скорее от стыда, чем от выпивки.

– Юра, тебе же здоровенный крюк придется делать, сказал Саша в какой-то момент. – Хочешь, я его доведу?

– Не, – отмахнулся Волков. – Я не тороплюсь.

Придя домой, Саша не стал рассказывать домашним о проведенном дне – так хорошо ему было сегодня, что не хотелось ни с кем делиться.

И наконец-то понеслись долгожданные каникулы.

Первую неделю, Пасхальную, в доме каждый день бывали гости – родственники, крестные, просто друзья. По всему городу, звонили пасхальные колокола, весна набирала силу.

В конце недели Саша вновь повидался с Антоном – впервые после того вечера у англичан. Ижевский был весел, как ни в чем не бывало, о глинтвейне и Филиппе не вспоминал, но Саше отчего-то казалось, что он нарочито молчит об этом. Например, Антон спросил о том, как у него дела, как проходят каникулы, а Саше подумалось, что он хочет узнать, не ходил ли гимназист в гости к англичанам еще раз. И еще – что Антону очень не хочется, чтобы он к ним ходил.

Странно, но именно от этого Саше действительно захотелось воспользоваться приглашением Филиппа.

«… буду счастлив, если вы навестите меня еще раз », как сказал мистер Лорел. Это, конечно, уже не « Буду рад с вами вновь как-нибудь повидаться », но и еще не « Обязательно приходите! ». Может статься, англичане просто нальют ему чашку чая из вежливости, а через полчаса тактично заметят, что у них неотложные дела. Или вовсе не вспомнят и не пустят на порог – это, впрочем, в крайнем случае.

Представив себе такие варианты и подумав так, что раз уж это худшее, что может случиться, Саша во вторую среду каникул все же решил навестить новых знакомых. Тем более что до знакомства с Филиппом ему не приходилось общаться с иностранцами.

Идя по городу, Саша чувствовал, что солнце стало еще немного теплее, и его уже не слишком волновало, как примут его англичане.

Оказавшись на знакомой уже улице, он остановился и вновь призадумался: идти ли в гости? Уж больно долго он тянул с визитом.

Едва приблизившись к двери подъезда, он однако отошел и присел на одну из лавочек во дворе. Что-то его останавливало – вероятно то же, что и влекло в эту квартиру. Филипп был ему очень интересен и симпатичен, а еще ему чудилось в этом человеке что-то… родственное что ли? Именно такое впечатление о ранее совершенно незнакомом человеке и настораживало его, заставляло задуматься, подождать.

К тому же, у него никак не укладывались в голове странные обстоятельства их знакомства, особенно, плохо объяснимое поведение Антона. Может, стоило бы подробнее расспросить Антона об этом Филиппе?

Саша уже почти отвлекся от мыслей о визите, когда перед ним возник Саймон Мейерс.

– Добрый день, Александр. Не правда ли, день сегодня чудный?

– О, доктор Мейерс, здравствуйте. Да, погода балует…

– Вы, верно потому и сидите тут так долго? Мы увидели вас из окна. Не желаете ли подняться? Филипп очень ждет вас… Идемте же! Чего вы боитесь?

– Помилуйте, чего мне бояться?

Саша встал и последовал за Саймоном. Тот ободряюще хлопнул юношу по спине.

«Надо было сразу заходить, – думал Саша с досадой. – Все равно ведь за этим пришел. А так получилось, что напросился…»

Мистер Лорел встретил их в гостиной: он поднялся с дивана, откладывая в сторону какую-то книжицу.

– О, мой дорогой Александр! Наконец-то вы пришли. А я думал, что вы совсем позабыли про старого философа.

– Что вы мистер Лорел! Откровенно говоря, не хотел вас стеснять. Да и какой же вы старый?

– Смотря в сравнении с кем. С вами – вероятно, уже староват. Ну-ну! Не надо мне льстить. Поверьте, я выгляжу много моложе, чем есть на самом деле. Присаживайтесь.

– А я вас, с позволения, оставлю, – поспешил вставить Саймон. – Александр, рад был вас снова увидеть. Филипп. – И, раскланявшись, удалился.

Филипп всецело обратился к Саше:

– Так, Александр, рассказывайте.

– Что же рассказывать?

– Как что! Чем жили последние две недели?