Любовь Паршина - Юноша и Зверь. [история чёрного серебра]

– Каникулы идут, жить можно. Пасху отпраздновали.

– Этот праздник, насколько я успел заметить, имеет для русских особое значение. Встречали в кругу семьи?

– Конечно. Все вместе в собор ночью ходили.

– Вы соблюдали пост?

– Да, все как следует. Только у вас один раз нарушил.

Саша, будто немного смутившись, замолчал. Наступила неловкая пауза, особенно мучительная в разговоре симпатичных друг другу, но пока чужих людей. Он стал, как ему казалось, украдкой, оглядываться по сторонам и приметил на краю бюро большую книгу, вероятно, какой-то альбом.

– О, я вижу, вы заинтересовались… – сию же минуту заметил Филипп. Встав с дивана, он подхватил книгу и протянул ее Саше. – Взгляните. Думаю, не останетесь равнодушным…

Саша учтиво кивнул и осторожно открыл новехонький, чуть блестящий фолиант.

Предисловие на первой странице было на французском, но Саше было лень разбирать, так что он пролистнул далее.

И тут же ахнул – не сдержался. Филипп, казалось, лишь этого и ждал: он поспешил сесть ближе к юноше, словно желая уловить самые тонкие его эмоции, всматриваясь в его глаза, горящие, как угольки. На картины в альбоме он внимания почти не обращал.

А там, между прочим, был настоящий «цветник» – нежные, юные девы представали в мягких, пастельных тонах, среди замысловатых и чудных линий рисованного мира. Позади одной был лес, позади другой – цветущий сад, а третья стояла на берегу лазурного моря.

Цвет их волос, глаз, самой кожи, окружающая обстановка, – все менялось, кроме того обстоятельства, что барышни были не вполне одеты. Изящные, будто алебастровые статуи, с глазами, невинными, как у лани, и полными губками, сложенными томно и нежно.

– Бесовки! – рассмеялся Саша. – Хороши, сил нет!…

– Хороши, – подтвердил Филипп.

Сам он украдкой все смотрел на Сашу: наблюдал за каждым мановением ресниц, движением зрачков, за тем, как румянец вспыхивал на щеках юноши.

Особенно Саше полюбилась одалиска со смуглой кожей и озорными глазами. Все изображенные здесь красавицы были молоды и свежи, но эта казалась особенно юной, возможно, оттого, что грудь ее была небольшой, едва округлой. Впрочем, благодаря этому ее стан выглядел изящным и точеным, как у статуэтки.

Саша смущенно ухмыльнулся:

– А вот эта у меня была бы звездой гарема.

– Недурна, – согласился Филипп, бросив взгляд на страницу. Но та пристальная завороженность, с которой Саша разглядывал литографии в альбоме, занимала его намного больше.

Растревоженный, смущенный детеныш, такой милый и такой интересный…

Дверь открылась, и на порог с поклоном ступила Кэт.

– Все готово, хозяин. Куда прикажете подать?

– В кабинет, я думаю, – пожал Филипп плечами. – Вы ведь не против, Александр, если мы переберемся туда?

– Как скажете, мистер Лорел…

– Вот и чудно! Этот живописный гарем можете прихватить с собой.

Саша послушно последовал за Филиппом.

Кабинет оказался обставлен вполне мило, мирно и обычно. В шкафах из светлого ореха темные тисненые переплеты книг жались друг к другу, словно дрова в поленнице. Стройный их ряд нарушался на одной только полке – напротив письменного стола.

Там книги стояли неровные и разномастные: от здоровенного ветхого фолианта до пачки новеньких брошюр… К слову, стол хозяина тоже не отличался порядком. В центре его покоилась новенькая, блестящая пишущая машинка, окруженная россыпью смятых листов бумаги, словно увядшими цветами. Также на столе имелась шкатулка, справочник по орнитологии, ваза с пионами и пачка свежих, чистых листов, увенчанная человеческим черепом.

Саша водрузил книгу с девами на книгу с птицами, и вместе с Филиппом они сели в кресла у камина.

Вскоре Кэт подала на стол.

Саша весь так и подался вперед, к столику, стоящему меж кресел – там призывно расположились тарелка с пирожными (эклерами в шоколаде и песочными корзиночками с фруктами), серебряная креманка с мелкими конфетами (похоже, миндалем в шоколаде), бутылка лимонада и бокал с… Бог ты мой, шампанским с ананасами!

Филипп смотрел на юношу, приложив палец к губам, будто надеясь скрыть лукавую улыбку.

– Надеюсь, я не позволил лишнего?.. Угощайтесь. Вы, верно, голодны?

– Благодарю, мистер Лорел! – Саша схватился за лежащий сверху эклер. – Вы меня безбожно балуете!

– Поверьте, мне это доставляет безмерное удовольствие. Ваше общество, мой юный друг, для меня как глоток чистого воздуха! Знаете, я так счастлив, что вы все-таки пришли… Я очень рад вас видеть.

– Я тоже, мистер Лорел, – подхватил Саша. – Я прошлый вечер с глинтвейном вспоминал все эти две недели. Вы такой интересный человек!.. А что это у вас за бедный Йорик? – спросил Саша, вновь заприметив жутковатое пресс-папье.

Филипп оглянулся и даже украдкой улыбнулся лежащему на столе черепу. Затем он встал и взял его в руки.

– О, это не Йорик. Хотя, может, он и был королевским шутом – шут его знает! Череп очень старый…

– А про него есть страшная история?

– А вы хотите страшную историю?

Саша от души хлебнул шампанского и пожал плечами.

– Прошлая мне очень понравилась.

– Тогда могу рассказать вам еще одну, Александр, если вы не боитесь. Вы не боитесь?

– Нет, разумеется!

Филипп подошел к креслу, но так в него и не сел.

– Давайте расположимся прямо на ковре? Вместе с вашей трапезой, разумеется.

– Да ради настоящего вечера древних ужасов я на полу вовсе без еды устроюсь. Тем более что я с вами согласен – ковер много удобнее.

Отодвинув кресла и стол прочь, расставив на полу блюда со сластями, они сели на ковер по-турецки, друг напротив друга. Филипп с довольным видом положил череп перед собой, поднял взор на юношу и ласково ему улыбнулся.

В кабинете отчего-то сделалось невероятно душно. Выпитое шампанское ударило Саше в голову – так быстро и сильно, словно специально выжидало момент.

Саше вдруг стало до дрожи жутко от взгляда Филиппа. На единое мгновение ему почудилось, что он смотрит в глаза собственного отражения.

Легкая боль сдавила Саше виски, он на мгновение зажмурился и повалился на ковер в странном подобии сна или обморока.

Филипп мгновенье-другое удивленно смотрел на спящего юношу. Затем, чуть приблизившись, он склонился, пристально вглядываясь в Сашино лицо. «Красивый мальчик», – думалось ему. Впрочем, юноши этого возраста редко бывают некрасивы или лишены обаяния.

Нет! Что-то другое, не только и не столько красота, виделось ему в этом облике.

Он осторожно провел рукой над лицом юноши, не касаясь кожи, чуть шевеля пальцами, будто грея их над бьющимся, горячим огнем свечи. Затем он приблизил и свое лицо к его, не то согреваясь тем же теплом, не то прислушиваясь к его дыханию.