Любовь Паршина - Юноша и Зверь. [история чёрного серебра]

– Что же это? До конца каникул еще два дня, а наш хорошист уже что-то в тетрадке рисует…

Ох, и мерзко же прозвучала насмешка, произнесенная прямо-таки елейным голосом!

Саша оглянулся и смерил презрительным взглядом возникшего на пороге старшего брата.

– Денис Дмитриевич, а вы что тут позабыли? У меня ни курсисток, ни водки нету.

– Ну и почерк у тебя, Сашка. Дурацкий…

– Проваливай, братец. Пожалуйста.

– Ладно, не серчай. Я ведь по делу.

– Говорю же, у меня ни курсисток, ни водки. Денег тоже нет, извини.

– Да послушай! Ты мне завтра с утра будешь нужен. Ты свободен завтра? Разумеется, свободен. Чего тебе делать в последний день каникул?

– А что тебе от меня нужно?

– Завтра увидишь. Правда, Сашка, я не шучу. Мне действительно нужно, чтобы ты завтра со мной пошел.

– Хорошо, – согласился Саша. – Мне и вправду завтра делать нечего. Но меня это дело хоть как-то касается?

– Всех касается, – пробубнил Денис через плечо, уже уходя.

Когда наутро братья засобирались куда-то вместе, Елена слегка удивилась, а Дмитрий Петрович порадовался за сыновей.

– Так и надобно! Давно пора. Вы же братья, а все друг дружке, как чужие. А куда идете?

Денис пожал плечами.

– В Летний сад, наверное.

– Правильно. Сегодня погода хорошая.

И сам стал собираться по делам.

Наспех позавтракав, братья вышли из дома, после чего трамваем, конкой, а под конец – бегом, добрались до Васильевского. До уютной маленькой улочки с двумя рядами хлипких деревьев.

– О, вот и Летний сад! – рассмеялся Саша, еще не отдышавшись.

Денис сосредоточенно всматривался в номера домов. Но, найдя нужный, потащил брата на другую сторону улицы, и вместе они нырнули в бакалейную лавку. Посетителей там было достаточно, так что на них никто не обратил внимания.

– Только бы не опоздали, – прошептал Денис, всматриваясь в дом напротив через витрину, заставленную банками кофе.

– Там что, кто-то помирает?

– Нет, не помирает.

– Рожает?!

– Нет, не рожает. Сашка, рот закрой! Смотри лучше…

Ждать им пришлось недолго.

Вскоре на улочку на извозчике прикатил Дмитрий Петрович собственной персоной.

– А он-то что здесь делает? – удивился Саша. – Типография в другой стороне…

Однако отец семейства, похоже, был невообразимо далек даже от помыслов о типографии. Он сошел на тротуар улыбаясь, любуясь букетиком фиалок, который сжимал в руке.

Велев извозчику ждать, он нырнул в подъезд, а спустя почти четверть часа вновь появился, но не один. Под руку с ним шла хорошенькая девица, рыжая, с острым носиком, в аккуратной шляпке с вуалеткой, в длинном сиреневом платье и легкой накидке.

Вместе они сели на извозчика и укатили куда-то.

А Денис с Сашей так и остались стоять с разинутыми ртами за жестяной пирамидой. Неизвестно, когда бы они опомнились, но помог им хозяин лавки.

За время, пока они тут стояли, покупатели успели разойтись, и хозяин взялся покамест подмести пол. Братья же стояли, как истуканы, да еще, для удобства наблюдения, в несколько согнутом положении. Ни покупать, ни уходить они, понятно, не собирались. Поэтому хозяин с чистой совестью слегка поддал младшему веником пониже спины.

Саша так и ахнул, выпрямляясь:

– Ты что творишь, ирод?

– А вы что тут расставились? Думаете, одни такие пришли? У меня, почитай, каждый день чья-нибудь ослиная морда в витрине торчит, певичку эту поджидает. По червонцу скоро с каждого буду брать – магазин открою.

– А что за певичка? – тут же уточнил Денис. – Та, что сейчас вышла?

– Да, – подтвердил лавочник, чуть растерявшись.

– Как звать?

– Ее что ль?

– Ну не тебя же!

– Ее… Жаннет. Как бишь ее?… Гизо! Жаннет Гизо. В каком-то кабаке дорогом поет вечерами. Брать чего будете?

– Папиросы есть?

– Нет.

– Тогда не будем! Сашка, пойдем отсюда.

Братья спешно ушли, а лавочник снова встал за прилавок и проводил обоих недовольным взглядом.

Устроившись неподалеку, на шумном бульваре, оба сидели и думали.

Денис все-таки купил по дороге папиросы и теперь курил уже третью. От этого действа его думы казались весомее… Хотя, они и в самом деле были нелегки.

– Певичка в кабаке. Вот позорище-то! – с горечью произнес Саша. – Рыжая! Жертва общественного темперамента… Тоже мне Киприда!

– Она ведь на матушку похожа, – проронил вдруг Денис.

– Ничуть! – вскипел было Саша, но тут же спохватился. Ведь у них были разные матери! Первая жена Дмитрия Петровича умерла, когда Денису не было и трех, но в кабинете папеньки, на письменном столе, по сей день стояла ее фотокарточка…

– Да, – согласился гимназист. – И вправду похожа… Но что мы теперь-то делать будем?

Денис молчал очень долго. Если бы не вся тягостность ситуации, Саша уже принялся бы тормошить его.

– Ничего, – прозвучал наконец ответ.

– Как? Да ты что?! Как же можно такое и…

– Ничего! Я не буду делать ничего. А ты сам решай.

– Чудесно! Молодец, так вот все просто.

– Рот закрой!

– Раскомандовались сегодня, Денис Дмитриевич, – тут Саша еле успел вскочить со скамейки, избежав братского подзатыльника. – С чего ты тогда вообще меня сюда потащил?

– Мне что, охота одному за отцом шпионить?

– А! Если что, мне досталось бы за обоих. Понятно-с!

– Да я тебя!..

– Посреди улицы бить станешь? Ну пусти шинель, не тебе же зашивать.

– Дрянь.

– Откуда ты вообще узнал про… это?

– Коля, приятель мой, их на прошлой неделе вот так же увидел. Боялся – вдруг обознался. Теперь скажу, что обознался.

– А мне-то теперь что делать?

– Делай, что знаешь.

– А я не знаю!

– Тогда не делай ничего.

– Легко тебе говорить – не твою мать предали!

Денис ничего не ответил, даже не взглянул на брата. Бросив окурок в урну и оборвав веточку с ближайшего деревца, он быстро зашагал прочь, ничем не показывая, что за ним надо следовать.

А Саша сел на прежнее место и принялся ничего не делать. Даже думать толком не получалось – от злости и обиды мысли путались.

Злился он на Дениса – так бы, казалось, и отходил бы его по физиономии, вздумай он вернуться. Вот ведь двуличная скотина!

А обижен он был на отца – смертельно обижен. Он был поражен подобной гнусностью и лицемерием: накануне вещать о страхе Божьем, а чуть за порог – к мамзельке мчаться.

«Бедная матушка, – сокрушенно подумал он. – Как она перенесет такую подлость? Может, тогда и не говорить ей ничего? Да ведь все равно однажды раскроется. Но как же сказать об этом? Не с порогу же кричать: „Люди добрые, папенька заблудил!“ Тьфу!..»

И все же, первым его желанием было именно помчаться к матери, рассказать ей все. Начистоту, разом, как в омут. Но чем доказать? Черта с два папенька сознается, а Денис, как всегда, за отца будет. И мать наплачется, и сам по шее получит… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день – подарочек на конец пасхальных каникул.