Антон Пайкес - Дожди над рекой. В тумане / Кансер / Танцующие на крышах

Однажды вечером я позвонил ей снова, и снова нарвался на автоответчик. Тогда я взял гитару и после звукового сигнала прямо в трубку сыграл романс.

Мне почему-то казалось, что я сделал нечто важное. Поделился настроением. Первая сыгранная мною мелодия стала и последней, круг замкнулся, огромная глупая змея укусила себя за хвост и пока не понимает, что жуёт собственную плоть в надежде утолить бесконечный голод.

Той же ночью я проснулся оттого, что в комнату ворвался сквозняк. Сначала я съёжился под одеялом, но холод забрался и туда. И только тогда я открыл глаза. Было тихо. Окно отворилось, осенний ветер яростно вторгся в дом, принялся заполнять его собой, как заполняет кипяток пустую кружку с чайным пакетиком. Он разлился по полу, поднялся к потолку, вытеснил своего домашнего сородича и стал полноправно властвовать в чужом мире. Сквозняк вёл себя как Александр Македонский, только нельзя было увидеть его войско, оценить мощь и изящество знамён.

Перед окном в лучах фонарного света стояла она. На ней были узкие брюки и лёгкая летняя кофточка. Почему-то она стояла голыми ногами на холодном полу, но её это, кажется, ни капли не смущало.

Я приподнялся на локте.

– Привет, – сказал я.

Она молчала. Наверное, она и не могла говорить. Только смотрела и смотрела, неотрывно, как на приближающийся поезд. И вдруг в этот застывший мир вторгся телефонный звонок. Я вздрогнул, и на секунду перевёл взгляд на аппарат, стоящий на столе. А через мгновение у окна уже никого не было. Я встал, подошёл к нему, и резким движением захлопнул.

– Красивая мелодия, – сказал мне её голос по телефону.

– Да. Я её уже играл тебе однажды.

– Наверное. Я не помню. Я тебя разбудила, да?

– Нет, – соврал я.

Она, конечно, разбудила меня, но не знала, что сделала это ещё до того, как подняла трубку и начала набирать номер.

– Ты не спал в такое время?

– Ну, всякое в жизни бывает. Послушай, ты не хотела бы съездить со мной в одно место?

– На дачу?

– На дачу.

– Ну давай съездим. Меня всё равно уволили.

– За что?

– Ты знаешь, этого так просто не объяснить. Я не была на работе несколько недель.

– Почему?

– Я же говорю, этого так просто не объяснить. Дело в том, что я вообще не знаю, где была всё это время.

Сегодня на ней были кроссовки, свободные брюки и тёплый свитер. Такой я её ещё не видел. Она походила на туристку, даже косметики я особо не заметил, хотя, наверное, какие-то обязательные приготовления всё-таки были проведены. В руках она держала сумку, небольшую, но достаточно тяжёлую. Уж не знаю, что там было. Вообще, вид у нее был странный – не осталось той показной сухости и стервозности. Передо мной стояла милая девушка с длинными чёрными волосами, немного завивающимися, своенравными, отказывающимися превращаться в причёску.

Я закинул сумку в багажник, а когда сел в машину, она уже курила в салоне, ковыряя пальцем бардачок. Складывалось ощущение, что она всеми силами пыталась заставить себя быть такой, как в детстве. Если не получалось стать весёлой и беззаботной, то хотя бы вернуться к изначальной величественной простоте она ещё надеялась. К сожалению, этот мир так устроен, что когда мы что-то теряем, нечто другое очень быстро занимает освободившееся пространство, и старое вернуть уже не получается.

Когда я вырулил на кольцо, нас неожиданно догнал телефонный звонок.

– Да?

– Здравствуйте. Это вы звонили Борьке несколько недель назад?

– Да, я.

Моя спутница безучастно смотрела в окно. Она выглядела странно сосредоточенной, как будто мы ехали не на дачу, а в эпицентр катастрофы. Мне даже показалось, что она что-то шепчет. Но я не мог разобрать, было ли то, что она мурлыкала себе под нос, словами, или просто обрывком какой-то внезапно пришедшей на ум мелодии.

За окном серел противный городской пейзаж. Окраины – самое неприятное, и в то же время родное, что есть у Москвы. Они лишены помпезности, праздничности, здесь нет толкучки, создаваемой туристами возле какого-нибудь памятника. Вокруг – реальная жизнь, со всеми её недостатками и очень редкими достоинствами. Я здесь взрослел, эти спальные районы превратили меня в того, кем я являюсь. Не уверен, что смогу когда-нибудь искренне их поблагодарить за это.

Тем временем ледяной голос жены моего старого товарища продолжил:

– Может, вам будет интересно, Борька вскрылся.

– Что, насмерть? – Я испытал нечто вроде шока.

– Да нет, конечно. Как был ничтожеством, так им и остался, даже уйти нормально не смог. В больничке отдыхает.

И она назвала адрес больницы.

– А с ним кто-нибудь сидит сейчас?

– Да кому он нужен? У него и друзей-то нет. Были раньше, но все куда-то делись. Он, естественно, винит в этом меня. Я, как видите, сразу вам это говорю, чтобы вы не думали, что что-то ещё кроме моей сучьей особы могло испортить ему жизнь.

– Да ладно вам.

– Ну а что? Я в его жизни – главное зло. Он и подумать не может, что сам во всём виноват. Комплекс жертвы.

Я быстро попрощался, чтобы не продолжать разговор, скинул и посмотрел на мою молчаливую пассажирку.

– Ничего, если мы сначала заедем в одну больницу? Надо кое-кого навестить.

– Мне всё равно. Хочешь, поехали. – Она улыбнулась, смотря сквозь меня в неведомые мне дали.

Мы поехали. Машину я бросил во дворе неподалёку от станции метро, где умудрился ещё и купить мандаринов, и уже пешком мы добрались до больницы. Серый корпус заведения как всегда вызывал совсем не радостные мысли. Не удивительно, что у нас так любят лечиться дома – тут можно от одной тоски скончаться, даже если пришёл с аппендицитом. Меньше всего повезло тем, чьи окна смотрели ровно на трубу крематория. Как выяснилось позже, Боря был одним из этих счастливчиков, что с его нежеланием жить едва ли хорошо сочеталось.

Лежал он в малюсенькой отдельной палате. Обшарпанные стены, пустой стол, Боря в протёртом белье и под таким же протёртым одеялом, а за окном красная как аорта труба, из которой, наверное, должен периодически вылезать едкий печальный дым. Казалось, что все дырки и заплаты мира сконцентрировались именно в этом помещении, и все они выстроились как на парад в ожидании своего короля – Великой Чёрной Дыры. Судя по выражению Бориного лица, пришествие этого мрачного властелина ожидалось в самое ближайшее время.

Он посмотрел на меня так, словно не узнал. Потом повернул голову к моей спутнице, с едва намечающимся интересом окинул её взглядом, но этот интерес почти сразу угас. Он кивнул в сторону двух маленьких табуреток для гостей. Мы сели.

– Тебе эта сука позвонила? – вяло поинтересовался он.

– Ну да.

– Понятно. Мне никогда никто не звонит, так что она, видимо, сильно удивилась тому твоему звонку. А номер у меня в кармане нашла. Ты мне тогда диктовал.