Ли Льеж - Марионетки на ладони

– Ничего особенного, – сквозь зубы отозвалась Козетта, – просто этот мерзавец решил надо мной поиздеваться.

– Какой мерзавец?

– Клиент мой, кто же ещё! – выкрикнула Козетта и ударила кулаком по матрасу. Слабые пружины жалобно завизжали, трещина на кроватной ножке стала глубже.

– А кто он? – глупо переспросила я, удивившись такой реакции. Козетту было трудно вывести из себя.

– Откуда я знаю, я его не видела, – Козетта швырнула мне какую-то бумажку, – вот, полюбуйся!

Я подняла с пола записку, написанную от руки на четвертушке почтовой бумаге. Послание гласило:

Дорогая госпожа К.!

Прошу прощения за то, что не смогу посетить вас сегодня. Ваш поезд прибыл на день раньше, чем мы планировали, и это спутало наши планы. Пожалуйста, располагайтесь в предоставленной вам комнате и ждите новых известий. Я обязательно вскоре выйду на связь с вами.

А.

– Он со мной в записки играть вздумал? – запальчиво крикнула Козетта. – Это просто наглость! Видите ли, они не подготовились к нашему приезду! И кто это «они»?

Я ещё раз внимательно прочитала записку. Её содержание не показалось мне оскорбительным, но я ведь не знала, как обычно происходит обмен договорённостями между Козеттой и её… гм… заказчиками.

– Кто принёс записку?

– Старикан во фраке. Так, дай мне её сюда обратно, я напишу ответ, – потребовала Козетта.

Я протянула бумагу и достала из саквояжа самопишущее перо. Козетта перевернула письмо обратной стороной, приложила её к собственному колену и быстро накарябала несколько слов. Я смогла прочитать:

+30% к моему гонорару. Моё время стоит денег. К.

– Убедительно, – кивнула я.

– Теперь надо как-то передать её обратно. Где там наш старикашка?

Похоже, с прислугой в этом отеле была серьёзная проблема. Мы звонили в колокольчик, потом кричали, но старый равнодушный слуга прибыл лишь через четверть часа. Ему не было никакого дела до нашего раздражения. Просьба Козетты «вернуть отправителю», высказанная самым многообещающим тоном, слугу на напугала. Он с поклоном принял записку обратно и исчез.

– Бесит! – крикнула ему в спину Козетта. – Ненавижу, когда мной пытаются управлять!

Она ещё несколько раз топнула ногой, так что с потолка посыпались пыль и паутина, и только потом несколько успокоилась.

– Ну что ж, придётся остаться здесь на ночь. Ничего не поделаешь, – уныло заключила она.

Я посмотрела на покосившуюся кровать Козетты и на свою собственную, похожую на похоронные дроги.

– Вот прямо здесь? – на всякий случай уточнила я.

– Вот прямо на клопах. Чтобы прочувствовать всю прелесть жизни небогатого злондонца. Считай, что это приключение! – Козетта ещё раз вдарила кулаком по кровати. Ножка отломилась. Кровать осела на один бок.

– По-моему, это самое кошмарное место, где я была, – сказала я. – Буду спать не раздеваясь.

– Да уж, – кивнула Козетта, – ну что, попробуем заказать обед в номер или не будем рисковать? При плохом раскладе мы обе и до завтра не доживём. Тут, наверное, мышей под соусом подают. И старые тапки, жареные в пламени гнева здешних постояльцев.

– А я не видела здесь больше никаких постояльцев… – я невольно покосилась на непрочно закрытую дверь

– И я не видела. Да, всё это подозрительно, очень подозрительно. Ну ничего, разберёмся.

Мы прошлись до булочной, где выпили чаю с пышками. Потом вернулись в гостиницу и кое-как выпросили у дремлющего стоя швейцара сальную свечу и коробок спичек. Спать легли поверх покрывал, так как боялись увидеть постельное бельё. Укрылись своими дорожными плащами и постарались не обращать внимания на холод и вонь сгоревшей свечи.

Я спала без пробуждений, но сон был выморочный, рваный. Мне хотелось или крепко заснуть, или уж проснуться, но я не могла. Я вертелась с бока на бок, не в силах понять, что мне так сильно мешает провалиться в блаженную дрёму из сновидений. Насекомых на своём теле я не чувствовала, сырости тоже…

Скрип. Мне не давал спать скрип. Не настолько громкий, чтобы разбудить спящего, но достаточно отчётливый, чтобы вторгаться в сон и будоражить нервы. Во сне я увидела Хину, очень бледную и плохо одетую, которая сидела на земле, положив на колени кото – музыкальный инструмент вроде цитры. Она трогала то одну, то другую струну, и струны издавали совершенно невыносимые для слуха дребезжащие звуки. Я просила её прекратить, но Хина не обращала на меня никакого внимания. Похолодев, я поняла, что вижу её в загробном мире, где она очень несчастна.

Конечно, всё это был бред. Я не могла заглянуть за грань жизни и увидеть, каково там приходится моей первой и самой любимой подруге. Тем не менее, проснулась я вся разбитая, с больной головой и спутанными мыслями. Подтянув колени к груди, я свернулась в комочек под своим плащом, зевнула и обвела мутными глазами комнату.

– Дори-тян, – хрипло позвала я, окончательно проснувшись.

Козетта, спавшая раскинувшись на спине, нахмурила точёные брови и только слегка повела плечами.

– Проснись быстрее! Козетта!

– Чего тебе?

– Да открой ты глаза! Тут что-то не то.

На полу лежал ковёр – вчера вечером ковра точно не было. Окно стало светлым, чисто вымытым, и украсилось кисейными шторами. Откуда-то взялся столик с бюро и набором письменных принадлежностей. В целом, комната выглядела куда лучше, чем накануне.

Козетта несколько раз моргнула, переводя взгляд с предмета на предмет.

– Это то, что я думаю? – спросила она.

– Ты слышала скрип ночью? – я почувствовала, что задыхаюсь.

– Слышала. Так это то, что я думаю?

Я ещё раз обвела глазами преобразившуюся комнату и безнадёжно прошептала:

– Но ведь такого не может быть…

Ещё пока бежал вниз по лестнице, я думал: да ну, чушь это всё, не может такого быть. Дядюшка посмеяться решил, подразнить меня. С юмором у меня дядюшка. Кто же здорового человека отправит в лечебницу для душевнобольных? В наше-то время? У нас ведь не средневековье какое-нибудь, не каменный век. Есть конституция, есть законы, есть права человека. И потом, я же Морган! Я же неприкосновенный, со мной нельзя, как с обычными людьми! И отец никогда не позволит!

Но у порога стояла медицинская карета. Да не простая, а с серым непрозрачным кожухом, без окон, и с дверцей, запирающейся на ключ. В такой буйных психов возят, которые чуть что бучу устраивают и кусают санитаров, а потом сбежать пытаются. Санитары, кстати, тоже обнаружились: два здоровенных детины с ручищами, будто окорока. И они эти руки распахнули, словно приготовились принять меня в крепкие дружеские объятья. Двинулись такие мне навстречу, со своими граблями.

То ли у меня от страха ловкость увеличилась, то ли сработала водительская реакция, но, в общем, не поймали они меня. От объятий я увильнул, под ручищами поднырнул и бросился во всю прыть по улице, задыхаясь. Подумал, что они сейчас за мной погонятся. А за ними ещё дядя Генри с этим доктором-мозгоправом, как бишь его.