Анна Кирьянова - Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

— Давай, Руслан, давай! — молила где-то сзади невидимая Райка, крепко держа его за ногу. — Снимай с него одежду!

Руслан Семихатко приложил невероятные усилия, но стянуть окоченевшими руками одежду с неподвижного, тяжелого, как бревно, тела было почти невозможно. Он старался и так, и сяк, кряхтел и постанывал, но одежда никак не хотела сниматься. Рая позвала его:

— Руслан, возьми у меня нож. Я случайно прихватила, я им резала хлеб. Попробуй срезать ножом свитер, разрежь его на груди и на животе, понял?

Руслан на ощупь взял острое лезвие и стал кромсать одежду. Наконец ему удалось разрезать плотную ткань и кое-как стащить свитер с изуродованного трупа. Руки совсем не слушались его, он страшно ослабел и с огромным трудом прополз полтора метра, которые отделяли его от Раи. Семихатко сунул ей заскорузлый от крови свитер:

— Надевай, — повалился на снег и закрыл глаза, думая про себя: “Я только минуточку отдохну, только минуточку”. Все его тело сотрясала крупная дрожь, холод мучительно пронизывал все клетки организма, проникал в самую сердцевину внутренностей, сжимал сердце в тисках; но вот дрожь постепенно унялась, по рукам и ногам расползалось уже окоченение, страшное утомление, почти истома. Руслан чувствовал, что грудь его с трудом вздымается, дышать становилось все тяжелее и тяжелее, он уже хрипел, не замечая этого. Рая волокла его грузное тело к себе, тормошила, звала по имени, дергала за ногу, бессильно стонала. Смертный сон все крепче охватывал Руслана, унося его прочь от этих страшных мест, куда они забрались на свою погибель, вопреки всем предостережениям и знакам. Но вот кто-то еще вцепился в его ногу, потащил, помогая Рае; слабое тепло коснулось его застывшего, как гипсовая маска, лица.

Чуть слышно потрескивал костер из кедровых веток. Это был не тот полнокровный и могучий пламень, вздымавшийся к небесам рядом с палаткой, согревавший туристов морозными вечерами, готовивший им пищу, отпугивавший диких зверей. Это были чахлые язычки желтого огня, вгрызавшегося в свежие кедровые ветки с видимой натугой и неохотой. Огонь смогли развести только благодаря скверной привычке курения: в кармане у Егора Дятлова оказались спички, чудом не выпавшие во время бешеного бега. Трясущимися, израненными о кору дерева пальцами юноша кое-как чиркнул драгоценной спичкой и попытался поджечь сложенные веточки.

Несколько попыток оказались безрезультатными. В темноте, ослепший, беспомощный, Егор мог только ругаться сквозь зубы. Феликс чутко прислушивался к звукам, от смутной надежды переходя к мучительному отчаянию. Наконец лоскут, оторванный от рубашки, начал тлеть, постепенно огонь распространился на веточки и хвою. Через некоторое время загорелся костер. Сквозь тьму, казалось, навеки поселившуюся в их ослепленных глазах, туристы едва могли видеть слабое свечение, а треск и шипение говорили о том, что костер грозит вот-вот погаснуть. Больно было сознавать, что вокруг лежит огромное количество отличного сухого валежника; сейчас эти никчемные ветки и сучья могли бы спасти им жизнь, но отыскать дрова в кромешной тьме не было никакой возможности.

Слабость разливалась по их телам; Феликс и Егор пытались сидеть, прислонившись спинами к стволу спасительного кедра, но это удавалось им с огромным трудом. На ощупь они подносили к пламени тонкие ветки, очищенные от хвои; эти ветки они с невероятными усилиями наломали, карабкаясь по толстому стволу дерева. Результатом тяжких трудов была небольшая куча кедровых ветвей, которых при самом экономном расходовании не могло хватить больше, чем на час. Если за этот час глаза их не начнут видеть, а тела не обретут хоть немного энергии, им грозит смерть. Страшная смерть от холода, который жалил и мучил теперь еще сильнее, словно злобствуя на противоборство кучки туристов, не желающих умирать. Руслан одним боком чувствовал слабое тепло от костра; друзья постарались повернуть его так, чтобы он хоть немного согрелся и ожил. Рая натянула на себя изрезанный свитер; она сделала это по приказу Егора Дятлова. В сущности, кровавая тряпка, изрезанная и измочаленная, не могла ее согреть, но девушка покорно сделала то, что велел ей Дятлов. Егор снял с себя куртку и укрыл Руслана, хотя сам был страшно бледен от холода. Ребята почти не разговаривали; от этого дикого холода у них онемели губы и языки, а голосовые связки издавали что-то похожее на тихое хрипение.

Егор молча потянул к себе Раю, прижался к ней всем телом; другой рукой обнял за плечи Феликса Коротича. Между ними оказался лежащий Руслан. Сбившись в плотный клубок, они тщетно пытались отдалить страшную смерть, которая грозила поглотить их, предварительно измучив этой ужасной пыткой — холодом. И слабый огонек был их единственной надеждой в морозной непроглядной ночи. А воздух, казалось, стал густым и липким; он обжигал легкие, стягивал кожу, замораживал внутренности. То и дело слабеющей, окостеневшей рукой кто-нибудь из ребят старался подкормить пламя веточками, боясь ненароком погасить последнюю надежду. Вокруг теперь царила тишина, полная безысходности, только изредка трещали ветки дерева: замерзшие жизненные соки разрывали древесину. У ручья лежало изуродованное тело Олега Вахлакова, под ледяной коркой извивались в течении ручья волосы Любы Дубининой; Юра Славек в последнем усилии вытянулся по направлению к палатке, а Степан Зверев недвижно лежал рядом с кедром. Смерть была так близко, что почти перестала казаться страшной; в глубине души студенты даже завидовали тем, кто уже не страдает, чьи тела не разрывают судороги холода, в чью кожу не впиваются миллионы игл мороза. Однако инстинкт самосохранения заставлял ребят бороться, как только можно, за свои жизни. Им оставалось надеяться на то, что вернется зрение; а слабые отблески пламени, которые они могли видеть, подтверждали эту надежду.

— Мне кажется, я все-таки буду видеть… — прохрипел Егор Дятлов обмороженными губами, обращаясь к Рае, застывшей под его рукой. — Еще немножко надо потерпеть, подержаться, я хоть чуть-чуть сориентируюсь и доползу до палатки. Мне бы только увидеть, где она.

Перед глазами у Раи мелькали разноцветные пятна, какие-то концентрические круги, но и она ощущала, что зрение возвращается. Ослепленные ярчайшими вспышками глаза начинали адаптироваться к темноте. Феликс изо всех сил моргал веками, пытаясь поскорее обрести зрение. Если они еще немного смогут потерпеть, то потом можно будет доползти до палатки, и все — они будут спасены. Они разведут костер и укроются всеми одеялами, какие только есть. Они будут глотать бурлящий кипяток, согревая вымороженное нутро. А потом они решат, что делать дальше; сейчас главное — продержаться.