Анна Кирьянова - Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

В комитет комсомола позвонил отец Любы Дубининой. Он был очень взволнован, но старался скрыть это; только невнятно говорил о страхах своей жены, Любиной матери, которая все видит во сне какой-то ручей в снегу. Отчего-то именно рассказ о ручье очень задел Сергея; он пообещал Дубинину, что выяснит ситуацию сам, и отправился в туристический клуб.

На улице было так тепло, что Сергей Иванович не стал одеваться, вышел в одном поношенном, пропахшем дешевым табаком пиджачке и полной грудью вдохнул свежий весенний воздух. Желтое здание хозяйственных служб было неподалеку, буквально в двух шагах. Секретарь комитета комсомола хлопнул разбухшей от влаги дверью и стал подниматься по узкой лестничке в кабинет, на котором красовалась табличка: “Заведующий туристическим клубом института”. Похмелье закружило голову, ослабило биение сердца, и Сергей остановился перед дверью, чтобы перевести дыхание. И тут же услыхал громкие голоса.

— Карта маршрута была на руках у товарища Зверева, — отбивался от кого-то Савченко, почти переходя на крик. — Вы же сами говорили, что экспедиция секретная, а теперь требуете от меня объяснений! Я могу вам на карте показать, как они должны были идти; но как они на самом деле идут — это я откуда знаю? Меня самого родители замучили, я что им должен отвечать, когда они спрашивают, где их дети?

— Вы, товарищ Савченко, обязаны нам предоставить все необходимые документы! — требовательно говорил кто-то. В голосе звучал металл, он явно привык повелевать другими. — Сказано вам, предоставить документы — будьте любезны! Иначе пойдете под суд. Вы отправили группу неподготовленную, карты маршрута у вас нет, так что будете держать ответ, если туристы не найдутся в ближайшее время.

Сергей замер, прислушиваясь. Он понял, что туристы потерялись, видимо, сбились с пути, заблудились в тайге. Это очень опасно. Поэтому руководство и скрывает свою беспомощность и неосведомленность, кормя несчастных родственников “завтраками”. Теперь придется организовывать спасательную экспедицию, привлекать военных, другие ведомства, шило вылезет из мешка, и тогда… Тогда полетят со своих мест виновные и невиновные. Однако странно, что кто-то посторонний пытается надавить на Савченко, командует им, требует чего-то; опытное ухо бывшего солдата уловило в начальственном голосе смутную тревогу и беспомощность. Собеседник словно пытался свалить вину на Аркадия, заставить его взять все на себя. В ответ на мысли Сергея Ивановича зазвучал монотонно и громко голос Савченко:

— Вы хотите, по всей видимости, сделать из меня козла отпущения? Сами принесли этот дикий маршрут, сами привели этого вашего Зверева, наговорили о какой-то сверхзадаче, а теперь во всем меня обвиняете? Ловко. Нет уж, докладывайте своему руководству, требуйте организации спасательной экспедиции или чего там, а я больше не буду врать родителям. Время идет, а ребята все не возвращаются. Пора решать вопрос.

— Пойдешь под суд! — грозил собеседник, но Савченко не сдавался:

— Плевать. Скорее всего, группа заблудилась. Может, у них подошла к концу провизия, может быть, кто-то из них ранен или заболел, так что тянуть больше нельзя. Заявляйте, пишите рапорт, я сам работал в вашем ведомстве, так что нечего вилять. Надо начинать действовать.

Сергей Иванович постучал в дверь и, не ожидая ответа, вошел в крошечную каморку. В ней плавали такие густые облака табачного дыма, что комсомольский лидер не сразу разглядел угрюмо молчащего Аркадия Савченко и краснолицего здоровяка с черными, как пиявки, густыми бровями. Здоровяк был красен от гнева и волнения; он раздраженно взглянул на Сергея, но ничего не сказал и вновь затянулся папиросой.

— Аркадий, там звонил отец Любы Дубининой, студентки, которая ушла в поход и до сих пор не вернулась, — негромко сообщил секретарь. — Он требует, чтобы организовали поиски. Остальные родители тоже волнуются, хотят обращаться в милицию, так что следует что-то предпринять, и как можно скорее. Ждать дальше бессмысленно. С нашими студентами был еще студент медицинского института Меерзон, его тоже ищут, он работает санитаром в больнице и отсутствует на лекциях уже вторую неделю, мне их секретарь комитета комсомола звонил. Будет лучше, если мы сами как можно быстрее заявим о пропаже отряда. Давай прямо сейчас позвоним куда следует.

— Это твое “куда следует” уже здесь, — криво усмехнулся Савченко. — Познакомься, майор Николаев. Видишь, я с ним как раз и воюю, чтобы начать поиски ребят. Сам приказал отдать карту в единственном экземпляре своему человеку; а теперь, видишь, забыл об этом. Решил меня во всем обвинить и отдать под суд.

— Успокойтесь, товарищ Савченко, — со значением произнес бровастый гость, стараясь выглядеть спокойным и уверенным в себе. — Вы обязаны иметь второй экземпляр маршрутной карты любого похода, за это вам и деньги платят. А что касается организации поисковых работ — сегодня же свяжусь с генералом.

— Сейчас же свяжитесь, — твердо сказал Сергей, нутром чуя в этом плотном бровастом человеке душу темную и двуличную. — Шутка ли, две недели прошло после срока, когда ребята должны были вернуться. Родители уже в панике, лекции давным-давно начались, учеба идет. С ними точно что-то случилось.

Николаев прокряхтел что-то неразборчивое, покраснел еще больше, представляя неприятный разговор с генералом. Конечно, начальству хорошо: отдал идиотский приказ, придумал какую-то чепуху на постном масле с секретной экспедицией к вогульскому идолу, а потом отдуваться придется ему, Николаеву. Писать бесчисленные отчеты, давать объяснения, хорошо, если не показания, потеть на встречах с другими начальниками, признавать свои ошибки и недоработки на партсобраниях… Чертовы туристы действительно пропали, словно в воду канули. И опытный товарищ Зверев вместе с этими молокососами испарился, исчез где-то в тайге на Северном Урале. И рация не работает, сигналы не принимаются и не передаются очень давно. Неприятно, конечно, но придется сегодня написать рапорт генералу, объяснить ситуацию и начать действия по поиску пропавших туристов. Николаев сухо попрощался и вышел, пообещав позвонить в самое ближайшее время, а родителям пока велел говорить, что сведения о поисковых работах они получат буквально на днях. Втайне майор надеялся на извечное авось: вдруг эти студенты все-таки вернутся в ближайшие дни или как-то по-другому дадут о себе знать. Позвонят из Вижая, из Ивделя, передадут через кого-то сведения о своем местонахождении. Николаев понимал, что его надежды тают с каждым днем, но пока еще отказывался принять мысль о гибели экспедиции; все это было совершенно не ко времени, как, впрочем, любое несчастье. Странно устроен человек: стоит случиться беде или вот хотя бы болезни, как первое, что приходит на ум, — как не вовремя! Как будто судьбой выделено специальное время для всякого рода неприятностей.