Анна Кирьянова - Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

Дольше всех продержался какой-то беглый зэк, который сумел прожить в алкогольном дурмане почти месяц, кое-как справляясь с необъятной плотью повелительницы магазина. Местное население стонало и выло, проведя несколько недель в вынужденной трезвости; хотели даже прибить наглеца, выследив его в огороде, когда он пойдет по нужде, но страшная рожа, металлические зубы и испещренное синими наколками жилистое тело беглого урки внушали всем страх и трепет, так что дальше разговоров дело не пошло. Кончились запасы муки и макарон, давно уже не было масла и крупы, но самое главное — не было спиртного, которое лилось рекой в широкие глотки Тонечки и ее фаворита. Кто знает, чем кончился бы этот “екатерининско-потемкинский” роман, если бы однажды утром в деревню не примчалась машина с милиционерами, которые окружили Тонечкину избу и арестовали беглеца, а затем в наручниках, согбенного и страшно избитого, бросили в машину и отвезли обратно в лагерь.

Самой продавщице ничего не было, во-первых, благодаря связи с местным участковым, во-вторых, оттого, что сама Тонечка стойко утверждала — про то, что с нею жил беглый урка, она и знать не знала, мало ли народу шатается по северному Уралу, край-то испокон веку каторжанский, самый отчаянный… Это как раз дело легавых — следить, чтобы одинокая женщина могла спокойно спать в своем доме после трудового дня, а не спасать свою молодую жизнь, ублажая опасного уголовного преступника, как выясняется теперь.

Тонечка так орала, материлась, рвалась, кидалась, словно цепная сука, что следователи оставили ее в покое, понимая, что перед ними — тертый калач, опытная дама, которую не возьмешь на испуг. Да и делов-то было на копейку; урка не успел никого убить или ограбить, попав в руки к красавице продавщице, продержавшей его в плену алкогольного дурмана крепче, чем в тюремном застенке.

Вот эта лихая Тонечка и выползла теперь из своего ночного убежища и гневно таращила свои поросячьи глазки на студента, моментально напомнившего ей времена уголовной юности: точно, профессор недорезанный, будущий очкастый глист!

— Какая милиция? — недоуменно спросил будущий профессор у продавщицы. — Мы просто хотели папирос купить, видим — нет никого, вот я и постучал.

Тонечка захрипела и зарычала от злости, но профессиональные обязанности все же выполнила: улыбнулась студенту железными зубами и выдавила:

— Еще чего хотел?

— Скажите, а из продуктов что у вас есть? — вмешался обжора Семихатко, подталкивая в возбуждении локтем Толика Углова. — Нам надо что-нибудь с собой взять, а что-нибудь — здесь скушать. Очень проголодались, пока добрались до Вижая. А в поезде не успели покушать, — с сожалением закончил Семихатко. В животе у него громко заурчало, словно желудок подтверждал справедливость сказанного.

— Пожрать, — задумчиво переспросила Тонечка, тоже очень любившая это занятие. — Пожрать — возьмите треску горячего копчения, два дня назад завезли. Ух, скусная треска! И вот еще венгерский шпиг, для себя берегла, да уж ладно, я вам отрежу кусок.

Разговоры о еде и приятный вид толстенького Руслана умиротворяюще подействовали на монстра. Ей на секунду захотелось “пожалеть” аппетитного туриста, ущипнуть его за пухлую щеку, но тут она заметила остальных:

— А ну, пошли на хрен отсюда! — доброжелательно завопила Тонечка, взмахивая гигантским ножом. — Ишь, налезли, как сельди в бочку! Останься ты и ты, а вы, суки, пошли вон, прилавок вон мне чуть не снесли!

Ужаснувшись, туристы покорно выбрались наружу, оставив в логове продавщицы Руслана Семихатко и Степана Зверева, который сохранял удивительное равнодушие к происходившему. На крылечке ребята принялись обескуражено переглядываться и негромко возмущаться поведением похмельной торговки, однако никто не решался говорить громко, опасаясь, что жуткая бабища услышит и тогда смельчаку точно не поздоровится.

— Это не советская женщина, а какое-то чудовище! — сказала Рая, вытирая нос. — Надо же, какая грубая!

— Настоящая хамка! — поддержал Раю Толик Углов, которому продавщица смутно напомнила собственную мамашу.

Ничего особенного лично он в поведении Тонечки не находил — подобные матерные вопли и угрозы регулярно издавали его собственные пьяные родители, но Толику хотелось выглядеть интеллигентным человеком. К тому же тетка согласилась продать все необходимое, так что причин для возмущения вроде бы и не было.

Ребята топтались на морозе, прикрывая носы варежками, тихонько переговариваясь, и тут раздался скрип лыж по затвердевшему от недавней оттепели снежному насту. К магазину приближался на смешных коротких и широких лыжах человек в меховом полушубке и мохнатой шапке, надвинутой на самые глаза. Он уверенными, быстрыми движениями достиг крыльца и сбросил с плеч не тяжелый, но туго набитый мешок.

— Здравствуйте вам! — певучим звонким голосом поздоровался незнакомец, кивнув огромной шапкой. Его смуглое плоское лицо с раскосыми глазами выражало искреннюю приветливость и доброжелательность.

— Доброе утро, здравствуйте! — нестройным хором ответили туристы, радуясь возможности переключить внимание с хамоватой продавщицы на приветливого смуглолицего человека.

От груды багажа к товарищам подошли Феликс и Женя Меерзон. Мужчина скинул и лыжи, аккуратно вдел одну в другую, положил у крылечка, отряхнул валяные сапоги и спросил:

— На лыжах собрались, гляжу? В поход, что ль?

— Точно, товарищ, в поход! — ответил Егор Дятлов. — Хотим посмотреть ваши местные достопримечательности, поближе с природой познакомиться.

Егор внимательно вглядывался в лицо мужчины: он вспомнил о задании, о местных слухах и решил завести хитрую, умную беседу, чтобы побольше выведать о предрассудках и тайнах местного населения. Потом он занесет сведения в специально купленный блокнот в кожаной обложке, заполнит разграфленные страницы четким почерком вечного отличника, кое-что выделит красным карандашом и покажет все собранные материалы руководству КГБ. Безусловно, его обязательность и наблюдательность оценят по достоинству! Этот туземец, кажется, добродушен и разговорчив.

— Там пока ребята в магазине покупают, сейчас выйдут, а то очень тесно! — сказал Егор. — Вам нетрудно немножко обождать?

— Чего не обождать? Времени много у меня, торопиться некуда, можно и обождать! — легко согласился вогул, снимая косматую шапку с разгоряченной головы. От мокрых черных волос тут же повалил пар. — Ишь как быстро лыжи бежали, вся голова взопрела! У меня лыжи короткие, у вас — длинные, но мои быстрее бегут!

— Нет, наши удобнее! — заспорила упрямая Рая. — Наши лыжи разработаны по науке, на них специальные крепления для ботинок, еще вот импортной мазью намазали их, так что наши быстрее. Ваши вон какие неуклюжие, широкие!