Ким Харрисон - На несколько демонов больше

— Не шевелись, — сказала она, и я задрожала, ощутив ее дыхание у себя на щеке. Она меня укусит. Боже мой, на этот раз я все сделаю лучше. Я не дам ей утратить самообладание. Я смогу.

— Обещай мне, — попросила она, проводя пальцем по моей шее — у меня перехватило дыхание, — что это ничего не изменит. Что ты знаешь: это только глоточек на пробу, и я никак потом не буду тебя поощрять. Я никогда больше к тебе не при­коснусь — только когда ты сама придешь ко мне. Если ты сама придешь. И не приходи, если ты сама не захочешь всего цели­ком, Рэйчел, не захочешь полностью. Иначе я не могу.

Глоточек на пробу. Проба уже была, но я все равно кивну­ла, не размыкая век. Дыхание вырывалось из меня резкими тол­чками, и я чуть не застонала от легкого прикосновения к шра­му, пославшего молнию вниз живота. Я ахнула, ощущая стену спиной» ощущая крепнущий захват рук Айви. Сердце билось, нетерпение и предвкушение проникали глубже, сильнее.

Мягкость ее губ на моих губах я почти не заметила, пока ее рука не оставила шрам, не сдвинулась на шею сзади, удержи­вая меня. Я застыла.

Она меня целует?

Первый импульс — отдернуться прочь — взметнулся и погас, и все перепуталось, потому что тело еще резонировало приливом эндорфинов от прикосновения к шраму. Глоточек на пробу, сказала она. Адреналин хлынул вновь. Айви, увидев, что нет реакции отторжения, едва ощутимо касаясь губами губ, снова нашла рукой шрам.

У меня вырвался стон. Она отпустила меня слегка — просто чтобы я понимала, что она делает, и знала: сейчас я получу все.

—Боже мой, Айви! — простонала я, беспомощно раздираемая противоречием между умом и чувствами, и она прижала меня к стене, а губы на моих губах стали увереннее, напористее. Едва ощутимый намек на кончик языка заставил меня ахнуть, я снова замерла, не зная что делать. Это было слишком. Я не могла думать, а легкое прикосновение Айви ослабело и вдруг, действительно вдруг она отодвинулась.

Я навалилась спиной на стену, тяжело дыша, открыв глаза, рукой прижимая трепещущую жилку на шее. Айви стояла в четырех футах от меня, глаза у нее были сплошь черные, а тело явно страдало от усилия, которого стоило ей меня отпустить.

—Все или ничего, Рэйчел. — Она отшатнулась, сделав шаг назад, и вид у нее был испуганный, — Я не уйду первой, но и не поцелую тебя никогда, если не ты начнешь. Но если ты попробуешь мною манипулировать, чтобы я тебя укусила, я буду считать, что ты приняла мое предложение, и пойду тебе на­ встречу. — В ее глазах читался испуг. — Всем своим существом.

Пульс у меня грохотал, колени подкашивались. У нас те­перь каждое утро может стать несколько более неловким... или куда более, черт побери, интересным.

—Ты обещала, что не покинешь меня, — сказала она, и голос ее стал беззащитным.

А потом она ушла — резкими шагами, подхватив сумочку, сбежала из церкви — и из той неразберихи, в которой меня оставила.

Я уронила руку, охватила сама себя, будто чтобы не дать себе развалиться. Что же я натворила? Просто стояла и позволяла ей все это делать? Надо было ее оттолкнуть, но я этого не сделала. Я это начала, и она, воздействуя на мой шрам, добилась от меня, чтобы я без страха увидела ее предложение и всю ту страсть, которая может за ним последовать. Все или ничего, сказала она, и теперь, попробовав это «все» без привкуса страха, я понима­ла, о чем она говорит.

Грохот мотоцикла Айви донесся из открытого окна — и растаял, влившись в далекий шум потока машин. Я медленно сползла по стене, на пол, хрустнув коленями и пытаясь переве­сти дыхание.

О'кей, — подумала я, все еще ощущая, как резонирует, гудит во мне обещание Айви, —- Так что мне теперь делать-то?

Мое внимание привлек сухой треск крыльев в высоких окнах, и я встала, вытирая с шеи пот. Дженкс? А где он был пять минут назад, и какого черта мне теперь делать? Айви сказала, что не сделает первого шага, но как мне оставаться в церкви теперь, когда между нами резонирует этот поцелуй? Каждый раз, когда она теперь будет на меня смотреть, я буду гадать, что она думает.

Может быть, этого она и хотела?

— Привет, Рэйч! — весело бросил Дженкс, слетая с потолка. — Куда это Айви пошла?

— Не знаю. — В полуоглушенном состоянии я вышла в кухню, пока он не заметил, в каком я виде. Очевидно, у ребенка с крыльями все в порядке. — А ты сейчас спать не должен? — спросила я, потирая саднящую руку. Черт, если будет синяк, к платью подружки он будет невероятно кстати. Зато хоть свежего следа от укуса не будет, а то он бы тоже подошел.

— Ах ты черт, — сказал Дженкс, и я опустила глаза, встретив его неодобрительный взгляд. — Воняет тут. Ты ее снова провоцировала?

Это все же не был вопрос, и я вошла в кухню, не остановившись.

— Дура ты, ведьма, — сказал он, рассыпая на лету серебристые искры. — Она вернется? Или ты ее на этот раз напугала так, что она уйдет совсем? Ну что тебе неймется? Не можешь не расчесывать?

Дженкс, замолчи, — сказала я устало, взяла забытую бутылку с водой и направилась в гостиную. Там есть радио, включу его достаточно громко — и не буду слышать Дженкса. — Мы с ней поговорили, вот и все. — И она целовала меня. — Я получи­ла ответы на кое-какие вопросы. — А еще она возилась при этом с моим шрамом, и это было здорово. Черт побери, откуда мне было это знать заранее? Я же думала, что я натуралка. И ведь я натуралка и есть? Или как? Или у меня «латентные склонности»? А если они и есть, так они что — оправдание тому, чтобы думать не головой, а «точкой джи»? Что вообще все это значит? Что я настолько примитивная?

Он влетел за мной в пустую гостиную. Я села на приступок у камина, пытаясь собраться с мыслями. Включила радио, нарвалась на веселенькую прыгающую мелодию, и выключила нафиг.

—Ну?

Дженкс сел мне на колено почти с надеждой во взгляде. Но я вздохнула, и он тоже грустно опустил крылья.

—Я просила о балансе на крови, и она поставила определенные условия, — начала я, глядя в высокие окна на кроны дубов. — Она не сделает первого шага к тому, чтобы брать мою кровь, но если я хоть намекну, что мне этого хочется, она это поймет так, что я хочу... все сразу.

Он смотрел на меня, не понимая, и я добавила:

—Дженкс, она меня поцеловала.

Он вытаращил глаза, и я где-то в глубине души уверилась, что он не осознавал, в чем закавыка, и не хочет теперь показывать, что не додумался.

— Тебе понравилось? — спросил он напрямую, и я поморщилась, дернула коленом. Он взлетел — и сел опять туда же.

— Она при этом играла с моим шрамом, — пробормотала я, краснея. — Я отлично почувствовала, как бы это было — забыться и поплыть по течению, но я не понимаю теперь источ­ника моих чувств. Она все мне перепутала — и просто вышла.