Михаил Парфенов - Лепрозорий

А лесу не было видно ни конца, ни краю. Она вспоминала, что от основной трассы, ведущей в город, до территории Лепрозория на своей машине добиралась несколько часов. Значит, чтобы добраться обратно пешком, им понадобятся еще в лучшем случае сутки. Удручающая перспектива. Диана в который раз мысленно прокляла сама себя за неуемное любопытство и стремление выделиться перед редакцией.

Когда-то она думала, что за счет пары-тройки по-настоящему сенсационных материалов сможет прославиться не то что в городе, а и в стране целом. Теперь впору было богу молиться, чтобы о них с Олегом вообще хоть кто-нибудь что-то еще узнал.

Олег опять убежал вперед метров на двадцать. Встал у большой сосны, оглянулся на Диану. Лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь ветви, осветили лицо мужчины. В его глазах была жалость…

— Хватит, — сказал он. — Давай остановимся, отдохнем полчасика.

«Отдохну я. Тебе-то отдых вряд ли нужен», — хотела поправить его Диана, но не стала этого делать. К чему тратить силы на бессмысленное жонглирование словами? Она просто подошла и села прямо на хвою и мох, с таким наслаждением, будто между могучими выпирающими из земли корнями оказалось спрятано удобное и мягкое кресло. Персонально для журналистки, уставшей как собака.

— Есть хочешь. И пить. — Это был не вопрос, а констатация факта. Диана прикрыла веки и медленно покачала головой:

— Больше спать хочется. Знаешь, чтобы дома, в кровати, на перинах с кучей подушек, под теплым одеялом…

— …и чтобы все постельное белье было розовое, как крем! — усмехнулся Олег.

— Точно! — Диана встряхнулась, отгоняя непрошенные видения и, чтобы отвлечь проваливающееся в сон сознание, спросила:

— А что делать-то будем, если… когда дойдем до города?

Олег бросил поклажу, присел рядышком с ней. Услужливо подставил могучее плечо под ее отяжелевшую голову. После долгой паузы ответил:

— Первым делом в больницу тебя определим. Лечится эта зараза или не лечится, пускай врачи решают. Я тоже лягу, но сначала — в газету твою сообщу обо всем. И по другим каналам информацию дам. Прикроют проект, как пить дать. Нас вылечат, еще и компенсацию государство глядишь выплатит. Хотя, зная наше государство…

Он замолчал. Главное сейчас — добраться до города. А там уже — по ситуации надо будет смотреть, как быть дальше.

Олег хотел сказать об этом, да заметил, что милая уже крепко спит у него на плече.

Спи, родная. Полчасика у тебя есть, а потом дальше двинем…

Все уже были в курсе, что беглецы лишились транспорта и, очевидно, отправились через лес пешком. Грузовик с остатками отряда остановился у опушки — сквозь чащу ходу не было.

Пока капитан и несколько солдат осматривали местные тропы в поисках следов журналистки и ее приятеля, Петров и другие не вполне здоровые бойцы расположились на отдых рядом с УАЗиком Иваныча.

— Это кто тебя так? — спросил темноволосый парень с наспех перебинтованным запястьем и указал здоровой рукой на опухшее лицо Петрова.

— Сам, — ответил тот.

— Ну что ж, Сам так Сам… Значит правду говорят, что сильно зашибает?

— Не то слово… Курить есть?

— Найдется, братишка.

Разделили обнаружившиеся у темноволосого полпачки на всех. Раскурились, с наслаждением всасывая в легкие табачный дым. Даже Петров, никогда особо куревом не увлекавшийся ни на гражданке, ни в армии — и тот смолил не хуже других, хоть и закашлялся пару раз.

— Жалко, Митрича немае, — заметил другой солдат. — Вот у кого завсегда разжиться можно было и планом, и дурманом… Душевный был человек.

Петров задумался. Осторожно, исподтишка оглядывая сидевших поблизости, отмечал про себя внешний вид и имеющиеся у каждого раны. О себе он знал, что изрядно побит капитаном, а вот они?.. Все эти люди были ему и знакомы и незнакомы одновременно. А в сознании сидела занозой еще не сформировавшаяся до конца мысль — что, если они…

— А у тебя что с рукой, братишка? — как бы между прочим поинтересовался у темноволосого, подстраиваясь под манеру того вести разговор.

— Чертовы ящеры… — сплюнул брюнет в сторону. — Покусали, суки.

Его ответ услышал любитель плана, показал фильтром недокуренной сигареты себе на шею:

— И меня тож! Думали хлебало разгрызть…

Ему вторили остальные: у кого палец на руке оторвали, кто куска уха лишился, некоторые отделались легким испугом и парой-тройкой малозначительных царапинок. Но совсем не задетых, хотя бы самую малость не пораненных не было.

— Значит, мы все заражены, — выдал, наконец, Петров свою догадку.

Вспомнились последние слова умирающего Померанцева. А еще — стыд, боль и страх, желание умереть и не мучиться, — все то, что он испытывал во время памятной «беседы» с капитаном. И картина, которую он наблюдал из-за угла Лепрозория, когда неизвестный владелец (теперь уже бывший владелец) джипа методично расстреливал его сослуживцев…

Меньше всего ему хотелось в компании с капитаном преследовать того парня. Петров пережил ад этой ночью совсем не ради того, чтобы теперь самому искать новую преисподнюю.

Все эти мысли уже давно зрели в его голове, поэтому пронеслись сейчас мимолетным озарением, оставив за собой лишь одну — самую важную.

— Знаете, братцы… а ведь у Иваныча есть противоядие, — сказал он.

Максим Иваныч чувствовал: что-то должно случиться. То ли богатый опыт «государевой» службы сказывался, то ли в пораженном вирусом организме уже начали происходить изменения, помогающие улавливать флюиды, прежде недоступные сознанию. Для себя он решил, что имело место и то и другое — и сам не знал, радоваться по этому поводу или горевать.

С собой капитан постоянно носил заветный чемоданчик, благо тот много места не занимал и весил всего ничего. Знай только прижимай покрепче пораненной рукой к телу, чтобы не потерять. А расставаться с лекарством ему не хотелось.

Следы беглецов обнаружились быстро. Парные цепочки вмятинок на многолетнем ковре опавшей хвои, преломленная веточка на дереве рядом… Он почти чуял их. Сделав шагов двадцать вглубь леса в этом месте, капитан приметил на земле кусочек серой ткани. Присел, поднял его указательным пальцем, понюхал… Да, определенно, он теперь мог ощущать и различать даже самые старые и тонкие запахи. Воняло человечиной, потом и страхом.

Где-то внутри него всегда жил охотник, зверь, хищник. Капитан почти физически наслаждался пробуждением древнего инстинкта. Его тянуло кинуться вперед за своими жертвами, ему хотелось выследить их и… поступить с ними так, как они того заслуживают. Как должно поступать с теми, кто не любит Родину .

Однако умом он понимал, что и эта жажда крови, просыпающаяся внутри, — одно из следствий развивающейся болезни. И ему самому становилось страшно.